Южное лето (Читать на Севере)

– А я уже видел тех, кто видел Париж. Не заметил изменений. У меня тот же вес, что был в десятом классе. Остальное в поликлинике исправляют. Когда не смогут, я скажу.

– Ведь промолчишь?

– Ну, значит, не скажу. Я не люблю лишнего. Всё, что ты видишь, – необходимо.

– Одежда?

– Устраивает.

– Всё вышло из моды ещё до войны.

– Войдёт снова. Я не спешу.

– Дай, я тебе хоть туфли куплю.

– Вполне меня устраивают.

– Очки?

– Тебе хочется, чтоб я был благодарен?

– Устроен.

– Я устроен.

– А выпить?

– Вот ты принёс. А я один не пью. Мне нечего исправлять.

– Ты преподаватель?

– Да.

– Тебе же надо выглядеть.

– Это не от меня зависит. Если они хотят, чтоб учителя так выглядели. Они так и выглядят. А по предмету жалоб нет.

– Тебя всегда любили.

– Кто как. Математика не для всех.

– Хоть что-нибудь прими.

– Всё, что здесь оставишь, будет лишнее.

– Даже слова?

– Да. Особенно слова.

– Я тебя люблю.

– Это лишнее.

– Можно, я постою, когда ты играешь в шахматы? Море здесь…

– Пожалуйста.

– Мне нужно быть возле тебя.

– Иногда – пожалуйста. И не расстраивайся. Вон у тебя какая машина. Не расстраивайся. И прости, что не могу ничем помочь.

– Это ты меня прости, что я ничего не могу дать тебе.

– И я тебя прощаю.

* * *

Двор мой начинает с семи утра кричать и плакать.

Дети и мамы.

Дети травятся, играют в карты, ревут.

– Не бери меня на горло, – кричит мать годовалому штымпу в коляске.

– Ты пошла с десятки, а у тебя был туз.

– У меня был туз?

– У тебя он есть!

– У меня был туз?

– У тебя он есть!

– У меня он есть?

– Он у тебя есть.

– Ты это мне говоришь?

– Тебе, тебе.

– На! Смотри…

– Да. Нет у тебя туза. Да.

– Не хочу я ехать в трёхкомнатную квартиру, я здесь сорок пять лет прожила.

Поехала в трёхкомнатную.

Уехали в Америку.

Уехали в Австралию.

Переехали в Аркадию.

Это уже другой двор.

* * *

По тому, как он плевал, сморкался и икал за столом, было видно, что старается держаться прилично.

* * *

Прекрасно сидеть весь день и смотреть на термометр.

Сразу за ним – море.

За морем – небо.

А за мной – все, кто старше.

Скоро мы тронемся в сторону моря.

Всё увеличивая скорость и не производя ветра.

Вот бы на нас посмотреть!

Движемся лишь по прямой.

И впервые нам плевать на Америку. На Британию. На Россию.

Да кто ж их вспомнит в этом мареве, в этом великом, свободном полёте.

Ни голоса, ни звука. И воздух не забивает рот.

И незнакомых нет.

Всё из людей…

Уходим многоточием…

В красивую тишину падают лекарства, телефонные книжки, блокноты, подарки, поздравления.

Всё не нужно.

Все опоздали.

Съезд знаменитых евреев

(размышления русского человека)

Знаменитые евреи… Съезд у них…

Как отношусь?

С интересом отношусь.

Сложный вопрос…

Знаменитый, конечно, но… еврей…

Но знаменитый, это да…

Но… Хотя и знаменитый… Это не отнять…

Но то, что он… это тоже не отнять…

Если учесть, что он, как говорится, он… то каким бы ни был знаменитым, не знаменитым…

Но всё равно – это он!

Обидно, что знаменитый…

Но то, что это он, – не отнять…

Потому и знаменитый…

Ну, а если знаменитый… ну и что?

Если ты, как говорится, уже он… то знаменитый, не знаменитый… совсем неизвестный… ясность какая-то уже есть.

А знаменитый, тем более, значит, все знают, что ты это он… Да… это ты… да… это он. Да…

Вот что значит знаменитый.

Неизвестный – это значит неизвестно, да или нет…

А знаменитый – это уже точно…

И не спрячешься…

Все евреи похожи на учёных, все учёные похожи на евреев…

Особенно знаменитые…

Он в толпе, как в пшеничном поле… по движению толпы определишь, где он…

В общем, ты должен понять… то, что ты знаменитый, – это хорошо… но то, что ты… это тоже хорошо. Еврей не должен быть неизвестным…

Тут трудно выбрать нейтральную позицию…

Стать знаменитым, но перестать быть…

Кто же ты тогда?..

Кто ж тебе позволит быть таким обоюдным… то есть неизвестным, хотя и знаменитым…

У каждого поклонника в голове, что ты знаменитый, а в душе, что ты…

Можете это обсудить на съезде.

Помолчим

Ко мне в самолёте подошёл человек.

Ну, чтобы вы его увидели… Я опишу.

Но нет – я не даю изображений.

Это был полный молодой парень лет тридцати.

Бритый – небритый?..

Что это объясняет?

Для чего его нужно видеть, не пойму.

Слушайте…

– Можно, я вас оторву на секунду, – сказал он.

– Да, пожалуйста.

Он присел рядом и задумался минут на пять… Время шло… Мы летим.

– Вот, скажем… – Он думал. – Что должен человек…

Он думал, глядя через меня в окно…

Я молчал.

Молчание стало мерзким.

– Что должен человек после себя… – Он задумался.

– Оставить? – встрепенулся я.

– Нет. – Он задумался. – Вот человека окружают… – Он задумался.

– Дети? – напомнил я.

– Нет… Нет…

– Почему нет? – спросил я.

– Нет.

– Хорошо.

Он молчал.

– И человек должен после себя… Короче… Возьмём правительство…

Он замолчал.

– Ну?..

– Я знаю многих лично… И поверьте, если во мне что-то было хорошее…

Он замолчал.

– Ну? – сказал я.

Он думал.

Или вспоминал.

Человек, который думает или вспоминает, выглядит по-разному.

Этот думал…

– Извините, – сказал я. – Я в самолёте. Я должен лететь дальше. Мы можем…

– Нет, нет, летите, – сказал он.

Он думал в моём присутствии… Он долго молчал… Я задремал.

Когда мы вышли из самолёта, я догнал его.