Южный крест

Непривычные к земляной работе, люди вечером валились замертво. А утром поднимались, жевали черствый хлеб и опять копали землю. Мария тоже копала. В первый же день ладони покрылись кровяными мозолями. Пузырьки лопались, разрывались, ладони прикипали к ратвищу, болели нестерпимо. Ныла, саднила спина, минутами хотелось заплакать. Но никто, ни один человек, не плакал и не жаловался. Все только копали, копали…

А кругом благоухал подмосковный октябрь. Тусклая зелень была подкрашена вялым разноцветьем, на стоялой прохладной воде лежали палые листья и белые облака.

По дороге на Можайск шли войска. Оттуда тоже шли… По ночам небо шаталось в лучах прожекторов, глушили друг друга зенитные пушки.

Как-то возле Марии остановился немолодой военный — видимо, инженер. Минуту глядел, как неловко и непривычно копает она тяжелую суглинистую землю. Неожиданно спросил:

— Вы жена полковника Добрынина?

Она подумала, что этот военный, как видно, хорошо знает Ивана, сейчас уведет ее, даст работу полегче… В какой-то миг эта мысль вспыхнула надеждой, но, если бы случилось именно так, никуда не ушла бы, потому что в непривычном, непосильном труде обрела вдруг душевный покой. И еще ей было хорошо потому, что в смертельной устали, когда все тело разламывается на части, среди злых и решительных людей видела и слышала своего мужа. Только теперь поняла его сдержанность и его суровость, в иные дни — сарказм. Поняла, что все это было у него не от грубости, не оттого, что отвергает иль не ценит… Просто он лучше других знал, как и чем надо жить. Проникнись его тревогой все, может, и не пришлось бы рыть окопы в ста километрах от Москвы.

И если б Марии сказали «брось», не бросила бы.

Но военный инженер не сказал этих слов. Ушел не простившись.

И опять увидела себя уже на Смоленском бульваре… В октябре прошлого года. Увидела солдатские походные колонны.

Услышала:

— Гражданка, предъявите ваши документы.

Мария не сразу поняла, что обращаются к ней.

— Гражданка!..

Мария увидела человека в демисезонном пальто, с винтовкой на ремне и девушку с противогазом.

— Предъявите документы, — повторил человек в пальто.

А девушка пояснила:

— Вы стоите уже полчаса.

У Марии не было документов. Только справка, что работала на строительстве оборонительных рубежей.

Подошел старичок с болонкой на поводке, протянул книгу:

— Вы понимаете, академик Ферсман. Какой-то идиот выбросил академика Ферсмана! Мои соседи сидят на чемоданах, собрались в Среднюю Азию. Понимаете? Из Москвы — в Среднюю Азию!..

— Гражданин, — сказал человек с винтовкой, — оставьте академика Ферсмана.

Мария поискала в карманах плаща:

— Со мной нет документов.

— Тогда вы пойдете с нами.

Болонка визгнула, потянула в сторону. Старичок угадал, ахнул:

— Мария Севастьяновна? Фуфайка, сапоги… Это зачем? Что, собственно, произошло? Немцы подходят к Москве… Ну и что же? Они всегда куда-нибудь подходят!

— Следуйте вперед! — строго сказал патруль. А девушка посмотрела на старика с болонкой вопросительно. Тот повернулся к человеку с винтовкой:

— Куда вы ее? Ах вы забираете!.. А знаете, кто она? — Забыв, что держит поводок, старик вскинул руку, собачка завизжала, потом сердито, как только могла сердиться, залаяла. — Нет, вы не знаете, кто она! Это жена полковника Добрынина, известная художница. Неужели не слышали?

Человек с винтовкой потянулся ближе к Марии, вгляделся… Тихо изумился:

— Боже мой… — И приложил руку к шапке: — Прошу извинить. Сами понимаете, такое время…

Старичок шумел:

— Какое такое время? Война? Раньше смерти все равно не умрем! Так уж было, было!..

И грубоватый, сдержанный голос патруля:

— Такого еще не было…

Вспоминая все, что было в Москве прошлой осенью, зимой, Мария бессознательно искала опору своей надежды…

Она шла темными улицами, с детства привычными, знакомыми, а мимо тяжело, осадисто проносились грузовики, за углом улица была перегорожена баррикадой, люди молча таскали мешки с песком.

— Помоги, чего стоишь?

Мария шагнула к штабелю и взялась за углы мешка… Люди подходили, пригибались, подставляли плечи. Мешки были неподъемные, у Марии ныли руки. Она впивалась в мешковину ногтями, помогала себе одним коленом… Мешала юбка. И тогда Мария надорвала ее. А мужчина, что работал в паре с ней, сказал:

— Становитесь на мое место — за хохол вам будет легче.

Люди все подходили, мешки стали казаться не такими уж неподъемными. Мужчина спросил:

— Эвакуированная?

Мария не ответила.

Рядом сошлось, сгрудилось много людей. Напарник позвал:

— Идем.

Из фанерного ящика раздавали хлеб и ливерную колбасу. Марии тоже дали.