Южный рубеж

«Видать, хмельного уже хлебнули, вот и веселятся,» – подумал Варун и хотел, было, перевести прицел правее, как вдруг смех у костра резко оборвался, и мужики начали что-то суетливо поправлять да прятать, испуганно при этом поглядывая в сторону. Снайпер перевёл прицел левее и обмер. Шагах в пятисот двигалась большая группа всадников на красивых лошадях и в богатой одежде. Вот они остановились у одного, затем у другого костра, подъехали к навалом тут лежащим и только недавно изготовленным лестницам, и всадник в самой богатой шубе на гнедом коне что-то там эмоционально закричал да начал размахивать руками. Отъехав, в другом месте он вообще выхватил свою плётку и начал настёгивать ею какого-то понурого мужика в сером, а тот только прикрывал руками голову да покорно стоял на месте.

«Видать, большая шишка едет!» – решил Варун и, втиснув приклад самострела, поплотнее в плечо, провернул легонько скрипнувший булатными дугами рычаг ручного ввода на максимум, на самый крайний зубец натяжной рейки.

«Ну, давай же, давай, иди же ко мне!»

До всадника было пока изрядно и, наверняка, подстрелить его было пока очень и очень сложно. Оставалось только ждать и надеяться, что он подъедет для точного выстрела поближе.

Казалось, уже группа всадников, закончив объезд, готова была удалиться в глубину лагеря, когда кто-то из свиты, показал на что-то тому самому важному да как раз в сторону стрелка, и все они начали медленно выдвигаться к тому месту, где лежали навалом большие жердины. С ними рядом и горел костёр ближайшего десятка драбов, за которыми наблюдал снайпер.

Вот и здесь повторилась такая же, что и недавно, сцена с криками и поркой плёткой нерадивого десятника, каким оказался тот сжавшийся и перепуганный пешец в пятнистой заячьей шапке.

Варун уравновесил дыхание, буквально слившись воедино со своим дальнобойным самострелом, а цель уже начала буквально расплываться в сгущающихся вечерних сумерках, и он, выдохнув, плавно выбрал свободный ход спускового крючка. Самострел резко ударил в плечо отдачей, посылая болт вдаль, и тот своим гранёным наконечником пробил шею богатому всаднику, разрывая гортань. Резко, не завязывая чехол, стрелок закинул самострел за спину, развернулся и как только мог, быстрее ужом пополз к лесу.       Метров за сто до него он привстал на ноги и, согнувшись, вбежал в густую тень, где подскочившие товарищи уже натягивали ему на ноги петли от лыж.

– Вперёд, ребята, ходу! – крикнул командир, и тройка заскользила по ночному лесу, а за спиной вдали в литвинском лагере слышались усиливающиеся заполошные крики и суета.

– Смотри-ка, командир, как литвины-то нынче всполошились! – кивнул Онни Севастьяну, что лежал с ним рядышком в зарослях ивняка, – Не иначе кто-то разозлил их, уже второй разъезд вон рядом проходит.

И действительно, за те три часа, что лежали в засаде разведчики, мимо них прошли верхами два полусотенных дозора. Цель явно была крупной и не по зубам для восьми стрелков, и предстояло только ждать чего-нибудь более удобного. А что она появится, никто даже не сомневался, уж больно хорошей для передвижения зимой была эта ровная поверхность реки, тянувшаяся в сторону Полоцкого княжества. И именно по ней сейчас проходила связь между литвинскими землями и осаждающей Торопец штурмовой ратью.

Наконец вдали показалась тёмная точка, постепенно с приближением приняв очертания обоза. В отдалении уже можно было насчитать с десяток саней с сеном, и овсом, фуражом для коней, идущих под общей охраной семи лёгких всадников.

Севостьян поднял голову и застрекотал сорокой, приняв решение нападать, и восьмёрка разведчиков приготовила луки, а Митяй припал к прицелу своего речника, выцеливая из него старшего обозной охраны.

– Бей! – резкая команда послужила той вехой, что отделила жизнь от смерти более, чем десяти человек на этом речном льду.

– Не увлекайся, пусть бегут, время не трать! – одёрнул молодого карела Калеву старший разведгруппы.

И они все вместе начали стаскивать в одну кучу сани. Вот последние уткнулись в общую кучу выпряженным передком, и Онни, разведя рядом костерок, начал разносить жарко пылающий берестяной факел по всем. Сено в санях было хорошо высушено, и уже через три минуты тут всё было охвачено жарким огнём.

Митяй, заканчивая перезарядку своего речника, взглянул вдаль и вздрогнул. Из-за речной излучины выплывали пока ещё такие маленькие тёмные фигурки всадников. И было их много.

– Тревога! – закричал мальчишка, и разведчики, вскочив на свои широкие лыжи, заскользили к речному обрыву. Нужно было поскорее подняться на него, а там перескочить через небольшой перелесок, где около опушки их ждали пять оленьих упряжек с нартами, отрываться от погони. Последним отходил Севостьян с Митяем и, оглянувшись, уже можно было различить, как к ним на рысях летят всадники.