Южный Урал, №4

Даже представить себе трудно, как бы это выглядело здесь. На его, Алешином заводе вдруг стал бы командовать какой-нибудь пузатый частник! Да это просто немыслимо, невероятно, невозможно, в голову не укладывается! Смешно и даже удивительно, что такое было когда-то в России, что существовал когда-то такой порядок и строй, при котором один человек мог владеть заводами, владеть людьми!

Алеша опять как бы поднялся на огромную высоту и увидел перед собой весь мир. Вот 1917 год — могучий русский народ прорвал плотину капитализма. Прошло тридцать с лишним лет — и поток 1917 года превратился в полноводную реку, которую и глазом не окинешь. Один Китай — это ж такая громадина, его и сравнить не с чем на карте земного шара.

Когда Алеша подумал о Китае, ставшем теперь таким близким и родным, свое личное дело показалось ему бесконечно маленьким. Пусть он делает свое дело хорошо, пусть даже отлично делает, но какое оно маленькое по сравнению с тем, что произошло в Китае!

Но все равно! Каким бы маленьким ни был бы его труд у формовочного станка, все равно он на пользу общему делу! Все равно, и его, Алешин труд, и труд его товарищей, и усилия могучего китайского народа — все это направлено к одной цели — к счастливой жизни простого народа.

Алеша так и решил: когда он добьется своего, выставит за смену тысячу опок, он посвятит свое достижение китайскому народу. Пусть маленькое достижение! Может быть, китайские рабочие и не узнают о нем, но все-таки это будет его вклад, его подарок, его благодарность тем людям, которые, несмотря ни на что, борются за светлую и радостную жизнь для простых людей. Довольно и счастливо улыбнувшись, он уснул...

г. Миасс

1949—1950 г.

В. ОГЛОБЛИН

ЕСТЬ ЧУДЕСНЫЙ ГОРОД НА УРАЛЕ

Есть чудесный город на Урале,

Ты, наверно, слышала о нем.

Не варил он той отличной стали,

Что в боях поспорила с огнем,

Не богат ни медью, ни гранитом

Город, где гуляют степняки.

В нем простые люди знамениты,

Мастера забоя — горняки.

Знамениты шахты в нем и лавы,

Подвигов его — не перечесть.

В величайшей книге нашей славы

И его большие главы

Есть.

...Терриконы,

Стрелы новых строек,

Строгая, прямая красота.

Родиной рекордов и героев;

Называют город неспроста.

Он воспет поэтами недаром, —

Не за тишину, не за уют, —

В нем живет и трудится Назаров,

В нем Томилов с Пашниным живут,

Новый день победой озаряя...

Стелет осень в сквериках ковры,

Как солдаты, счастье охраняя,

Выстроились в городе копры.

Многолюден город вечерами,

В тот похорошевший час, когда

Вспыхивают звезды над копрами

Символами счастья и труда.

Поглядишь и знаешь: там в забоях,

День и ночь штурмуются пласты,

Не дается попросту, без боя

Уголь тот, что в печку сыплешь ты.

Оттого в характере горняцком

Есть черта особая, своя,

Общая с суровостью солдатской,

С твердостью, испытанной в боях.

Потому горят ночами дали,

Тихим снам не место на земле.

В поздний час родной товарищ Сталин

О шахтерах думает в Кремле.

Т. ТЮРИЧЕВ

НАД УРАЛОМ

Плывет земля под крыльями машины.

То горбится, то падает в провал.

Как волны океанские, вершины

Из синевы встают за валом вал.

И весь Урал мой, солнцем освещенный,

Горит, водой озерною лучась.

Я не видал его таким огромным,

Каким он мне представился сейчас.

На сотни верст лежат его владенья

Лесов и нив, заводов и озер.

И вновь гляжу я с радостным волненьем

На этот вдруг открывшийся простор.

И мне невольно вспомнились те годы,

Когда великий вождь определял

Здесь место каждой шахте и заводу,

Когда с Кузбассом связывал Урал...

На высоте, в стремительном полете

Яснее видишь, чувствуешь острей

Размах огромной сталинской работы,

Резервы наших сил и скоростей.

Н. РАХВАЛОВ

ПРОГУЛКА В ШЕРШНИ

Леонид Петрович шел по тропинке к реке. За восемь лет своей жизни в Челябинске он впервые попал в этот дачный уголок. День был знойный, и ему захотелось выкупаться в Миассе.

Тропинка, по которой шел Леонид Петрович, разветвлялась впереди в разные стороны, и он не знал, в каком направлении двигаться дальше, чтобы попасть на пляж. Но вот он увидел небольшую группу людей, идущих ему навстречу. Это были две женщины и три подростка. Поодаль от них, позади медленно двигались еще две женские фигуры. Подойдя ближе, Леонид Петрович спросил одну из женщин, идущую впереди:

— Скажите, пожалуйста, как пройти к мужскому пляжу?

Женщина остановила на нем изумленный, изучающий взгляд и, сделав неловкую паузу, сказала:

— А тут ни женского, ни мужского пляжа нет, где угодно можно купаться; идите вот по этой тропинке, она свернет немного вправо, там для купанья самое лучшее место.

— Благодарю вас!.. — Леонид Петрович сделал движение вперед, но женщина остановила его взглядом.

— Простите, вы не бывали ли в Сочи в 1930 году? — спросила она.

Теперь Леонид Петрович, в свою очередь, с нескрываемым любопытством, пристально посмотрел на женщину. Ей можно было дать лет сорок на вид: полное лицо, темные глаза, которые на какое-то мгновение показались Леониду Петровичу знакомыми, и преждевременная густая седина во вьющихся еще волосах.