Иван – бессмертный

   Ваня еще какое-то время бродит по комнате в попытке найти какую-то брешь, щель, что угодно – сам осознавая бессмысленность стараний. Обойдя периметр несколько раз, отодвинув тумбочки, раскрыв шкаф и простучав стены, он возвращается на кровать – туда же, откуда начал, и спокойно сидящий перевертыш не потерял ничего, не пытаясь. Ваня очень надеется, что перевертыш продумывает план побега, потому что у самого него ровно ноль идей. Вместо этого он пытается осознать произошедшее, и от запутанной ситуации голова болит не меньше, чем от убранства комнаты.

– Получается, Кощей забрал братьев? – Ваня уточняет. – Возродился, как тот чувак из Гарри Поттера?

– Получается, так.

   Перевертыш не разговорчив, и вместо плана побега он думает о том же, о чем и Ваня, произнося вслух.

– Похоже, Кощей знает, что они нашли птицу. Потому решил действовать, – перевертыш кивает своим мыслям. – Не удивлюсь, если он попробует добраться до неё первым. Поэтому они так спешат.

– Зачем им нужна Вася?

– Не Вася. Им нужна жар-птица, всё равно, Вася, Маша, я или ты. Хотя нет, с тобой сложнее.

– Зачем? – повторяет Ваня упрямо.

– Она нужна для ритуала. Да, опять ритуал, опять жар-птица. Так уж устроена ворожба.

– Зачем?

– Чтобы обрести силу. Да, еще больше силы. Каждый хочет обскакать других. Быть сильнее, быстрее, бессмертнее. Надо поспевать, если хочешь выжить.

   Перевертыш увиливает от ответа, и Ваня ни за что не поверит, что он делает это случайно.

– Что они сделают с ней? В этом ритуале?

– Ничего хорошего.

– Говори прямо.

   Перевертыш сознается неохотно, но – быстро; уже выучив – Ваня больше не отступает.

– Повесят.

   Правда не шокирует Ваню – не шокирует больше.

   Он смотрит на перевертыша и пытается его возненавидеть.

– Ты знал.

   Нет нужды отвечать, и перевертыш не отвечает. Ваня сам сдал её Салтану. Он пытается представить, что сделал бы, зная заранее, поступил бы он иначе, и – не хочет представлять. Иногда действительно лучше не знать ответа. Ваня смотрит в лицо перевертыша, лишенное тени раскаянья, и – не может его ненавидеть.

   Хочет или нет – он должен знать.

– Гвидон его сын? – спрашивает Ваня, озвучивая догадку.

   Ту, что крутится в голове неясной, навязчивой мыслью с тех пор, как он впервые увидел их рядом. Слишком разные – со слишком похожими чертами. Ване трудно представить их близкими, но до этого дня он не мог бы представить и Салтана, волнующего перед встречей, как перед экзаменом или первым свиданием.

– Ага, – отзывается перевертыш коротко.

   Словно нет в этом ничего особенного, в очевиднейшем из объяснений. Ваня долго, тяжело вздыхает, закрывает рукой лицо, и – у него просто не осталось сил удивляться.

   Всё еще безумнее, чем кажется на первый взгляд.

– Почему тут все родственники? Это что, индийский фильм?! Гвидон сын Салтана, Салтан мой племянник, хотя он явно старше! Ему за шестьдесят, за шестьдесят сотен, что это вообще за глупость? Если я его дядя, то кто мне Гвидон?

– Внучатый племянник, – откликается перевертыш, не думая.

   По лицу его расплывается проказливая, широкая улыбка, и Ваня чувствует странное облегчение от этой улыбки. Хоть что-то привычное остается в мире, пусть даже – их перепалки.

– Не смешно!

– Очень смешно, по-моему.

– За что он так ненавидит Морану? Тебя?

– Серьезно, я укрепляюсь в мысли, что ты не ходил в школу.

   Вряд ли какое-то знание может быть хуже того, что он отдал на повешенье Васю. Ваня должен знать, он ждет, требовательно глядя на перевертыша, и тот сдается, объясняя:

– Царь Салтан, тот, который приказал засунуть своих жену и сына в бочку и выкинуть в море. Припоминаешь? Не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку, вот этот Салтан?

   Ваня правда не знаток сказок, но имеет общее представление – уже давно не модны советские мультфильмы.

– Допустим.

– Ну кто бы стал в здравом уме так делать. Даже если тебе говорят, что долгожданный сынок – черепашка-ниндзя? Никто. Кому-то, умеющему принимать чужой облик, пришлось заменить царя ненадолго.

   Ваня начинает понимать, и роль перевертыша играет новыми красками. Обращаться в собаку, птицу, ягненка – удобно, волка или рысь – опасно, а опаснее всего – быть другим человеком. Ваня готов сделать что угодно, чтобы спасти братьев, отца и тетю, готов предать, может, даже готов убить, и ненависть Салтана вдруг становится просто, ясной и чистой – Ваня понимает её до мельчайшего крика.

   Он не понимает одного.

– Но для чего?

– Моране был нужен кто-то с густой кощеевой кровью. Не такой густой как у тебя, конечно, но тебя не ждали, сам понимаешь. А с Салтаном у них… Не срослось.

   Достаточно. Вряд ли от сложной истории их взаимоотношений может быть толк, и Ваня не желает больше слушать. Перевертыш продолжает – наслаждаясь рассказом, как говорят о самом гордом или самом постыдном – одинаково и о том, и о другом.

– Из неё вышел прекрасный лебедь, – перевертыш усмехается, вспоминая. – Во всяком случае, достаточно прекрасный, чтобы морочить голову мальчишке.

– Но теперь-то мальчишка вырос? Узнал правду?