- Сейчас я сижу с тобой, Таня, - мягко ответил Иван.
- А завтра господин президент изволит предоставить своей исполнительной сотруднице выходной... избавиться от нее... и провести весь день в компании литераторов, миллионеров и кинозвезд. Видимо, этот жалкий Татаринов действительно выдающийся писатель. Я чувствую, что этот сценарий произвел на тебя ровно такое впечатление, как хотелось Шахматовой. Сколько лет вы знакомы?
- Пятнадцать лет, Таня.
Она в изумлении откинулась на мягкую спинку дивана, и розовая вишенка медленно всплыла на поверхность ее прозрачного коктейля. Так вот почему Анна делилась с Татариновым своими давними воспоминаниями! Все мгновенно стало на свои места в ее взбаламученном сознании. Анна пыталась не завоевать Ивана, а лишь вернуть его! Где же в этой сложной игре некогда охладевших, а ныне вновь пылающих взаимным огнем сердец, место ей, Тане?
- Разумеется, - сказала она хрипло, - моего лица не увидеть на афишах кинотеатров. Иван Безуглов может увлечься лишь женщиной состоятельной и знаменитой.
- Не говори глупостей, Таня, - поморщился Безуглов. - Моего состояния и известности хватит на двоих.
- Вот именно - зачем тебе еще богатство? Неужели тебе мало твоих миллионов?
- Она не богата.
- Все равно, - отмахнулась Таня, в раздражении поставив стакан с коктейлем на столик, - я по сравнению с нею деревенская простушка, со всеми своими иностранными языками, умением печатать на компьютере и вести твои скучные дела. Я не бизнесмен, не актриса, не сценарист. Таких как я ты найдешь еще сто человек. Достаточно твоей фирме дать объявление в газету - и потянутся, миловидные, квалифицированные, мечтающие о работе в фирме "Иван Безуглов". А может быть, - добавила она ожесточенно, - и об интрижке с ее президентом. Прощай!
Иван вздрогнул. Он вспомнил, как то же самое слово - "интрижка" - с пренебрежением произносила у него в кабинете кинозвезда, когда говорила о Тане. Глаза Ивана слипались после долгого путешествия. Как во сне, он увидел, что Таня осушила свой бокал, поднялась и, не оборачиваясь, вышла из бара. Уже во второй раз он убеждался, что в этом самоотверженном сердце могут гнездиться гнев и ревность. Но это не отвращало его от Тани, о нет, и когда он позвал ее обратно, она вытерла слезы своим батистовым платочком и снова села с ним рядом.
- Я еще не готов для этого разговора, - Таня никогда раньше не слышала такой нежности в его голосе. - Я люблю тебя, - добавил он совсем тихо.
Тане показалось, что откуда-то доносятся звуки ее любимой сонаты Моцарта. В это мгновение, когда ее душа, казалось, обрела крылья, она, может быть, впервые полностью поняла значение слова "счастье". Как много могут преобразить в жизни человека три простых слова!
Она взяла руку Ивана в свою и посмотрела на него взглядом, исполненным невыразимой преданности. О да, какой-нибудь Верлен, какой-нибудь Татаринов - ведь не зря же подружились эти, казалось бы, противоположные во всем люди, - на своем веку, вероятно, произносили такие слова несчетное количество раз, не смущаясь тем, что завоевавший женщину берет на себя ответственность не за игрушку, не за орудие мимолетного наслаждения, а за живую человеческую душу. Иван понимал это лучше многих - вот почему признание далось ему с таким трудом. Он глядел в сторону, весь охваченный противоречивыми чувствами.
- Не торопи меня, - его сильная рука, способная, казалось, согнуть подкову, была мягкой и доброй, словно он поглаживал пальцы ребенка, - пятнадцать лет назад Анна разбила мое сердце, и мне еще нужно время, чтобы оправиться от этой трагедии.
- А как же сценарий? - недоуменно спросила Таня. - Если верить Татаринову, то холодный, циничный молодой человек, одержимый идеей богатства и власти, сам разбивает сердце героини.
- Оставь, - в улыбке Ивана сквозило презрение к незадачливому сценаристу, - таким Татариновым никогда не понять, что такое жизнь. Единственное, что они умеют - коверкать правду либо в угоду своим фантазиям, либо...
- Либо за хорошую мзду, - подсказала ему Таня. - Но знаешь, мне стало жаль его вчера. Мне показалось, что за его наигранной самоуверенностью скрывается душевная пустота, которая мучает и его самого. Разве не ужасно видеть в жизни лишь материал для литературных упражнений? Разве не страшно чувствовать, что твое сердце уже неспособно любить? Такие, как он, считают, что все искупается талантом, но и талант его сомнителен.
- Не говори так, Таня, - возразил Иван. - Кто знает, если бы наши с тобой судьбы не затрагивал этот злосчастный сценарий, мы могли бы посмотреть на него по-другому. Да и роман его, быть может, не так плох, как тебе показалось. В конце концов, я не раз видел его в Москве на книжных прилавках. Не зря же Верлен финансировал издание и даже, говорят, сейчас платит Татаринову нечто вроде постоянного жалованья.