Иван Болотников Кн.2

– К Ветошному ряду побег! Царя Василия воровскими словами хулил, бунташное рыло! – заверещал истец-со-глядник, приведший стрельцов.

Служилые ринулись к Ветошному ряду. Кто-то из по-садчан столкнулся с зазевавшимся сбитенщиком; ендова грянулась оземь. Детина, позабыв о красе-женке, полез в драку.

Василиса, миновав Фроловские ворота, вошла в Кремль. Здесь тише и благочинней, всюду разъезжают конные стрельцы. Людской гул доносится лишь с Ивановской площади, где зычные бирючи оглашают царевы указы, а дюжие каты секут и рубят государевых преступников.

Но сейчас Василиса не слышит ни глашатаев, ни свиста кнута, ни истошных вскриков лиходеев-крамольников; вся ее всколыхнувшаяся, взбудораженная душа заполнена Иваном.

Вот и пришла весточка, вот и сыскался ее добрый молодец. Хоть бы одним глазком глянуть! Были бы крылья, птицей полетела. Припала бы к груди широкой, молвила:

«Иванушка, любый мой!»

Остановилась вдруг.

«Да что же это я, свята богородица! Мало ли Болотниковых на белом свете. Да и как мог беглый бунташный мужик воеводой стать? То лишь боярам по чину. Вот неразумная!»

Но растревоженное сердце не унять.

Весь день, не находя места, потерянно сновала по избе, чтобы забыться, заглушить в себе навязчивые думы, принималась за дело, но все валилось из рук.

«Иванушка! Сокол ненаглядный… Иванушка», – стучало в голове.

Глава 2 ЗВЕНЬ – ПОЛЯНА

Песня-угрюмушка, печалинка девичья, выплеснулась из души:

Туманно красно солнышко, туманно,Что красного солнышка не видно!Кручинна красна девица, печальна,Никто ее кручинушки не знает!Ни батюшка, ни матушка, ни родные,Ни белая голубушка сестрица.Печальна красна девица, печальна!

Не может мила друга позабыть.Ни денною порою, ни ночною,Ни утренней зарею, ни вечерней.В тоске своей возговорит девица:Я в те поры милого друга забуду,Когда подломятся мои скоры ноги,Когда опустятся мои белы руки,Засыплются глаза мои песками,Закроются белы груди досками.Туманно красно солнышко, туманно…

И не день, и не два тоска гложет. Не утерпела, пошла к старой ведунье, открылась.

Ведунья вздохнула:

– Непростое твое дело, голубушка, ох, непростое… Всяки люди у меня были, помогала. От сглазу дурного, от порчи, от винного запойства… Мало ли всякой напасти? Твоя ж печаль далеко сокрыта.

– Да хоть бы одно проведать: жив ли, не он ли воеводой объявился? Ты уж порадей, бабушка, сведай.

– Тяжело оное сведать… К омуту схожу, приходи позаутру.

Пришла, подарков принесла. Ведунья же даров не приняла.

– Не обессудь, голубушка. Не сведала. Уж всяко загадывала, да проку мало. Мутно все, черно, неведомо. Молись!

Василиса и вовсе закручинилась:

– Худо мне, бабушка. Ни за прялкой, ии за молитвой нет покоя. Истомилась, душой истерзалась. Ужель и открыть некому?

Ведунья, дряхлая, согбенная, с трясущейся косматой головой, надолго замолчала и все смотрела, смотрела на Василису глубоко запавшими выцветшими глазами.

– Чую, до скончания века запал тебе в душу сокол твой. И суждено ль тебе молодца зреть – один бог ведает.

– Уж я ль его не просила, бабушка!.. Молчит, нет от него знака. Ужель так и жить в неведеньи? Подскажи, посоветуй!

Василиса пала перед ведуньей на колени.

– Ох уж это бабье сердце горемычное, – протяжно вздохнула ведунья и легкой невесомой рукой огладила Василисины волосы. – Так уж и быть, подскажу тебе, голубушка… Есть за тридцать три версты от града стольного лес вельми дремуч. Осередь лесу – полянка малая. На полянке – кочедыжник⁴⁵, цветок всемогущий. А цветет он единожды в год, в ночь на Иванов день⁴⁶, и горит огнем ярым. И ежели кто сей кочедыжник отыщет, тому станут ведомы все тайны, и ждет его счастье неслыханное. Он может повелевать царями и правителями, ведьмами и лешими, русалками и бесами. Он ведает, где прячутся клады, и проникает в сокровищницы; лишь стоит ему приложить цветок к железным замкам – и все рассыпается перед ним…

Ведунья рассказывала долго. В избушке сумеречно, потрескивает лучина; пахнет сухими травами и кореньями, развешенными на колках по темным закопченным стенам.

В колдовском сумраке – тихий вещий голос:

– Но взять сей чудодей-цветок мудрено. Охраняет его адская сила, и лишь человеку хороброму дано сорвать сей огненный кочедыжник. С другого же злой дух сорвет голову. Не всякий дерзнет на оное.

– А я б пошла, пошла, бабушка. Неведение – хуже смерти. Молви, как найти дорогу к кочедыжнику. Не пожалею ни злата, ни серебра.

– Не нужно мне твое злато, голубушка… Помру в Великий rfocT. О сопутье же поведаю. Ходила девицей в сей лес, поляну с кочедыжником зрила.

– И цветок?