Иван Болотников Кн.2

Глаза Сидорки улыбались. Ожил мужик, отметил про себя Болотников. Недавно попросился из обоза в ратники: «Зол я на бояр. Сколь страдников на селе в могилу свели. Мочи нет терпеть! Пора барам и ответ держать». Хорошо молвил Сидорка. Давно пора!

– Ужель поднял? – рассматривая Добрыию, усомнился Иван Исаевич. – Крупны ли мужики?

– Да вот они, – повел рукой Сидорка в сторону двух рослых грузноватых ратников.

Болотников прикинул: телега с мужиками пудов на двадцать потянет. Крутнул головой.

– И подпял-таки, Добрыня?

– А че не поднять, – хмыкнул Лагун. – Гляди, коль не веришь.

Ратники вспрыгнули на подводу. Добрыня, вытерев короткие заскорузлые пальцы о портки, подлез под телегу, уперся о днище могучей спиной, ухватился грузными руками за дроги и начал не спеша выпрямляться. Молодое, круглое, широконосое лицо его стало медным.

– Лопнешь, чертяка. Брось! – крикнул Сидорка.

– Эка, – хрипло отозвался Добрыня. Поднялся и понес тяжелую поклажу меж ратников.

– Слава, слава Добрыне! – закричали повольники.

Лагун опустил подводу и вновь принялся за сало.

– Силен же ты, детинушка, – молвил Болотников и обнял Добрыню за округлые литые плечи. – А ну держи! – отстегнул длинный тяжелый меч в дорогих ножнах, протянул богатырю.

У Добрыни вывалился кусок из рук. Такого подарка век не увидишь. Честь неслыханная! Уж не шутит ли Большой воевода?

– Так при мне ж дубина.

– Ведаю твое оружье, детинушка. Знатно ты под Кро-мами бар колошматил. Но меч, поди, лучше?

– Да худо ли, – шмыгнул носом Добрыня.

– То-то. Бери, детинушка! Надеюсь, не посрамишь сего меча? Постоишь за народное счастье?

Добрыня принял меч, поклонился. В открытых синих глазах его и неожиданная безудержная радость, и спокойная, по-мужичьи уверенная решимость.

– Постою, воевода.

– Верю, верю, Добрыня! – Иван Исаевич повернулся к ратникам (на него устремились сотни глаз), горячо проронил: – Ужель с такими богатырями Шуйского не побьем? Ужель барская рука крепче мужичьей?

И ратники дружно отозвались:

– Побьем, воевода! Под Кромами били и под Калугой побьем!

– Хватит силушки! Стопчем бар!

Иван Исаевич вгляделся в лица ратников. Нет, крики повольников – не показная бесшабашная удаль. То была действительно сила – дерзкая, непреклонная. Пусть не хватает доспехов и сабель, пусть многие не бывали в жестоких сечах, пусть. Главное – вера, непоколебимость. С ним – народ. И коль народ поднялся – не устоять на Руси барам. Не устоять!

Царь Василий пришел в ярость. Калуга целовала крест Вору! Целовала под носом царской рати. Затворилась, ощетинилась пушками. Не помогли ни угрожающие божьей карой патриаршии грамоты, ни послания инокини Марфы, ни дворянско-стрелецкие полки. Придется бить Вора вне стен, без наряда (сколь пушек напрасно тащили!), с оглядкой на Калугу. Каково?

А намедни новая поруха. Возьми да и взорвись на Москве зелейные погреба. Урон такой, что и во сне не пригрезится. Москва осталась без пороха. И это в то время, когда Вор близится к столице! Беда за бедой.

Царь Василий с горя запил. Напившись же (во хмелю был шумлив и буен), гонял по палатам слуг, колотил жильцов и стряпчих. Унимал царя старый постельничий. Звал в покои сенных девок. Ведал, чем утихомирить: царь блудлив, на девок падок. И Василий Иваныч унимался.

А поутру новые вести:

– Вор Илейка Муромец, что царевичем Петром назвался, идет к Путивлю. С ним тыщ двадцать бунташного войска.

– Гиль в Вятке и Астрахани…

Успевай выслушивать. А выслушивать надо, и не только выслушивать, не только сетовать да охать, но и дело делать. Делать с умом. (Работа в государевых приказах не прекращалась и ночами.) Царь наседал на бояр, дьяков, воевод, стрелецких голов. Не уставал говорить:

– Были и ране воры. Заткнули глотки, кнутьем иссекли. И ныне так будет! Под Калугой Ивашке Болоту несдобровать. Брат мой, Иван Иваныч, на веревке в Москву приведет богоотступника.

Царь верил в свое многотысячное войско, верил в победу. За ним – казна, Боярская дума, приказы, святая церковь. Куда уж смерду Ивашке супротив всей державы!

Шуйский ждал из-под Калуги радостных вестей.

Был долгий, бурный совет полковых воевод. Но последнее слово, как всегда, за Болотниковым.

– Мирону Нагибе и Нечайке Бобылю подойти к Угре, подняться вверх и переплыть реку. Укрыться в лесу и ждать начала сечи. Нападете на Ивана Шуйского с тыла. Да не спешите! Пусть прежде Иван Пуговка⁴²в наших полках увязнет… Юрыо Беззубцеву сидеть в селе Воротынском. А как от меня гонец примчит, спешно идти под Спасское. Бери полевей: село стоит на обрыве. Вольешься в рать после удара Нагибы с Нечайкой… Большой же полк перейдет Угру с вечера.

Стотысячная царская рать стояла в семи верстах от Калуги, стояла в устье Угры, втекающей в Оку.

На совете голоса начальных разделились. Одни предлагали встать всему войску у села Воротынского и выжидать, пока Иван Шуйский сам не выступит навстречу; другие советовали Болотникову дать бой близ Оки. Но Большой воевода выбрал Угру: