Иван Болотников Кн.2

– Допрежь позвольте передать вам земной поклон от Большого воеводы, – заговорил наконец Иван Исаевич. – Спасибо вам за дары, кои посланы от гостей калужских.

Молвил, и в голове запоздало мелькнуло: напрасно о дарах заговорил. Уж коль посланцем прибыл, надо ответно и самому поминками одаривать. Таков обычай. Купцы промашки не простят, ишь как выжидают. А всс: спсшка, стрелой из рати выскочил, дурья башка!

Купцы молчали. Болотников же продолжал:

– Велено Большим воеводой сказать вам: целуйте крест царю Дмитрию Иванычу, и он пожалует город великими милостями. Торговать вам вольно и беспошлинно, как гостям заморским, ходить без помехи за рубеле, торговать хлебом и солью, пенькой и кожей, дегтем и воском и прочими товарами. Будет царь жаловать извозом и кораблями. Торгуйте с богом, торгуйте с прибытком.

Остановился, глянул на купцов. Купцы молчали.

– Не будет в городе ни царских воевод, ни бояр, ни худых судей. Посад сам выберет людей достойных.

Купцы молчали.

– Ныне едва ли не вся Украйна стала вольной. Перешли на службу к царю Путивль и Кромы, Елец и Ново-силь, Волхов и Мценск, Белев и Одоев… Не седни-завтра отойдут от Шуйского и другие города. Не быть и Москве под началом Шубника. Истинный царь будет сидеть на троне.

Купцы молчали.

– Всем воздаст по заслугам. Воевод и бояр, что за Шуйского стояли, – под кнут и на плаху. Буде поборов, застенков и мздоимства! Те ж, кои помогут царю Дмитрию законный престол вернуть, будут награждены щедро. Так что решайте, купцы, – стоять вам за государя истинного либо Шубнику кланяться.

Купцы молчали. Истукан на истукане. Болотников глянул на Шлепнина с Тишковым, но те будто в рот воды набрали. Молчание затянулось. Что случилось, недоумевал Иван Исаевич, какая муха купцов укусила? Сами же в рать гонцов снаряжали, сами о помощи просили.

– Добро бы так, – наконец тихо молвил купец с густой благообразной серебряной бородой. (Сидел на почетном месте, обок с хозяином Григорием Тишковым.) – Тогда б чего не торговать. И беспошлинно, и с извозом, и с кораблями царскими. А то ведь и лошаденки не сыскать. Три шкуры в приказах дерут. Не то что до Холмогор, до Москвы не дотащишься. Извоз встает дороже товара. Поехал в кафтане, а вернулся нагишом… Ну, а коль с царевым извозом, то куды с добром.

Говорил купец чинно, неторопко, но, как показалось Болотникову, со скрытой усмешечкой.

– С извозом! – громко повторил Иван Исаевич. – Не доведется вам христарадничать.

– Добро, добро, – пощипывая бороду, протянул купец и глаза его, досель смотревшие куда-то в сторону, напрямик вперились в Болотникова. – Сказывают, лют твой Большой воевода. В Волхове всех дворян изрубил. Афанасия же Пальчикова, кой не единожды торговлишкой промышлял, на крепостной стене распял гвоздочками. Так ли?

– Так! – отрывисто бросил Болотников. – Дворянам, кои супротив парода воюют, пощады не будет. Афанасий же Пальчиков самолично крестьянам головы сек. И не только. На посаде тяглым людям языки вырывал, дабы царя Шуйского не хулили. Как сие прощать?

– Чу, и купцов многих сказнил.

– Купцов не тронул. Навет!

– Навет ли? – купец смотрел на Болотникова с едким прищуром, и Ивану Исаевичу вдруг показалось, что он уже где-то видел эти острые насмешливые глаза. – Воевода твой торговый люд не шибко жалует. В Болхове-то купцам досталось. Сколь лавок ратники разорили, сколь добрых домов пограбили.

Болотников поперхнулся: купец ударил не в бровь, а в глаз. Был разор, и немалый. Особо Федька Берсень отличился, лихо прогулялся он с казаками по купеческим хоромам… Прознали-таки, аршинники! И когда успели?

– Болхов ядрами и картечью войско царя Дмитрия встретил. Многие купцы воедино с дворянами стояли, вот и поозлобились ратники. Однако ж ни одного купца живота не лишили.

– Случалось, и живота лишали… С Жигулей кто куп-цов-то в Волгу швырял?

Лицо Болотникова дрогнуло. Нет, не почудилось. Да то ж Мефодий Кузьмич Хотьков! Тот самый Хотьков, с коим когда-то плыл до Тетюшей и коего едва не скинул с Жигулевских кручей. Сейчас он встанет и вякнет на всю избу: буде вора слушать! То сам Ивашка Болотников, бывший разбойник с Волги. На моих глазах купцов грабил, кнутом сек и с утеса метал. Нет ему веры!

И все ж не поднялся с лавки Мефодий Хотьков, не выдал Болотникова. Отчего-то сдержал себя, смолчал, лишь глаза стали еще усмешливей.

Болотников же после недолгой заминки (постарался скрыть ее) продолжал увещевать купцов. Обещал именем царя Дмитрия торговые льготы и милости, призывал воедино подняться на Шуйского, но купцы молчали.

«О болховской расправе наслушались, вот и поджали хвосты», – недовольно, начиная злиться, подумал Иван Исаевич.

Далеко за полночь Мефодий Хотьков бросил:

– А чего ж с московскими купцами?

– С московскими? – переспросил, утирая со лба пот, Иван Исаевич.

– С московскими, – повторил Мефодий Кузьмич. – У них и хлеб, и соль. – Хотьков на что-то намекал, это было видно, по его открывшемуся вдруг (куда хитринка-усмешка пропала!) дружелюбному лицу.

– И много?

– Да уж не чета нам, – Хотьков повел глазами по лицам купцов, и тех будто оса ожалила. Загалдели, закричали: