Гаврилов требовал не только составления отчётов, но и объезда объектов вместе с представителем Наркомата обороны. Это могло занять гораздо больше времени, чем рассчитывал Ефремов, — весь остаток марта и апрель.
До этого события закручивались тугой пружиной. Отправив каргалинцев в Алма-Ату, Ефремов словно открыл замбк, который удерживал пружину в напряжении, мобилизуя все психические силы организма. Теперь пружина распрямилась, и сверхнапряжение прорвалось в болезнь.
В конце марта Иван Антонович свалился с высокой температурой. Сначала он, определив у себя сыпной тиф, пластом лежал в каморке у Вольдемара Самуиловича Бишофа, старшего лаборанта ПИНа, затем его увезли в больницу. Врачи поставили иной диагноз: крупозное воспаление лёгких. Однако на пневмонию болезнь тоже была не вполне похожа.
Мечась в лихорадочном жару, не спадавшем сутками, в часы облегчения ощущая сильное головокружение, Ефремов впервые остро осознавал своё сильное тело связанным земными путами. Он командовал себе подняться — и был не в силах это сделать. Он не мог ехать, видеть и осязать окружающий мир, но отчётливо видел внутренним взором пройденные им пути, осознавал дерзновенность и величие человеческого подвига.
На западе, в тающих снегах России, среди раскисших дорог и разлившихся рек, затаились в окопах две силы, противостоящие друг другу. На востоке, на Урале, в Сибири, колоссальным напряжением всего народа ковалась будущая победа Красной армии. В госпиталях стонали раненые, не гас свет в операционных, подростки стояли у станков, а женщины впрягались в плуги вместо тракторов и лошадей.
Душа Ефремова, поднимаясь над временным, видела непреходящее — стремление к любви и доброте, стремление принести людям свет и мир. Почти осязаемые, вставали перед очами картины великой матери-природы — всё увиденное во время службы на Тихом океане, в сибирских экспедициях, в путешествиях по Средней Азии. И над всем этим возвышалась фигура человека — борца, мыслителя, победителя.
В сознании, раскрепощённом болезнью, возникали удивительные сюжеты, которые, смыкаясь с действительностью, прорастая в неё, давали необычные, нигде ранее не читанные истории. Рассказы сами просились на бумагу.
Как только Иван Антонович смог писать, он сразу начал набрасывать в записной книжке названия и сюжеты будущих рассказов. Война не вечна, победа будет за нами, а после неё вновь настанет время научного подвига, напряжения чувств и мыслей — во имя лучшего будущего человечества. И мысль об этом времени должна освещать души простых людей.
26 апреля он вышел из больницы, слабый, но с новым светом в глазах. В Каргалинских степях распускались ирисы и дикие тюльпаны, качались под ветром тёмно-малиновые точёные венчики рябчиков — кукушкиных слёзок, пчёлы жужжали над коврами низкого дикого миндаля, сплошь покрытого мелкими розовыми цветами.
30 июня Ефремову наконец удалось приехать в Чкаловск, чтобы перегнать, как он и планировал, в Свердловск машину с зимним снаряжением и ликвидировать там дела с Гавриловым — сдать машину и получить расчёт.
Даже в трудных условиях военного времени азарт охотника за ископаемыми не оставлял любимого ученика Сушкина. Прежде чем попасть в Свердловск, Ефремов едет в Бугуруслан, где геолог Чепиков нашёл «зверя» — кости какого-то ящера: надо выкопать его и отправить в Алма-Ату и только затем в Свердловске рассчитаться с ЭОН…
В 1956 году в посёлке Мозжинка на берегу тихой Москвы-реки Иван Антонович будет писать роман «Туманность Андромеды». Тогда он вспомнит свою работу в ЭОН, длинные штреки Каргалы, гигантские выработки Соликамска, и взглянет на затею Наркомата обороны глазами археологов будущего — Веды Конг и её помощницы Миико Эйгоро. Открытая ими легендарная пещера Ден-Оф-Куль, что на исчезнувшем языке означало «Убежище культуры», содержала отнюдь не сокровища духовной культуры: в ней находились машины, механизмы, двигатели, чертежи, карты. Самый дальний конец пещеры уходил во тьму и глубину, и отважные разведчицы упёрлись в стальную дверь. По предположениям Веды, за ней могло находиться секретное оружие ушедшего времени. Проверить предположение не удалось: через два дня масса горы осела, похоронив под собой тайну прошлого.
Приговор Веды ушедшему — по сути нашему, сегодняшнему — времени однозначен: создавшие тайник ошибались, «путая культуру с цивилизацией, не понимая непреложной обязанности воспитания и развития эмоций человека». И нелепой казалась Веде и Миико, прекрасным женщинам Эры Великого Кольца, важность древнего оружия…
ПИН в эвакуации: Алма-Ата
Сухой и свежий ветер, пахнущий полынью, обвевал лицо Ефремова. Он стоял у открытого окна поезда, вглядываясь в ночную степь. В душе пробуждались дорогие сердцу воспоминания: 13 лет назад, в 1929 году, он впервые ощутил, как тонок покров человеческого присутствия на древнем пространстве великой равнины.