Иван Грозный. Кровавый поэт

Тут Сигизмунд-Август, мягкотелый дальний родственничек Курбского, помер – и Курбский, должно быть, пережил немало жутких минут, пока шли переговоры об избрании на польский трон Ивана Грозного. Но дело, как мы помним, сорвалось, и королем стал французский принц, очень быстро сбежавший из Польши. На его место пришел властный мадьяр Баторий, ни с какого боку Курбскому не родственничек. Очень может быть, о Рюрике никогда и не слышавший. Для него Курбский был какой-то мелкой провинциальной шантрапой, и не более того. А посему, когда началась новая война с Москвой,

Курбского самым вульгарным образом мобилизовали, как и прочую мелкоту. Не армию предложили возглавить, а прислали повестку обычного образцы: мол, изволь собрать со своего поместья вооруженный отряд и явиться в такой-то полк… И потащился наш герой на войну, где никаких лавров не снискал и почестей не добился – так, был на подхвате, и только…

Какое место он занимал в Польше, наглядно доказали последовавшие несколько лет спустя события: в Ковельскую волость нагрянул королевский ротмистр и без позволения хозяина стал набирать из его крестьян солдат. Курбский едва не помер от бешенства: по тогдашним польским реалиям, это означало, что его, князя и магната, приравняли к самой что ни на есть мелкой шляхте…

Был еще порох в пороховницах! По приказу Курбского ротмистра погнали взашей. Но тут пришел вызов на суд, где Курбского по жалобе обиженного ротмистра требовали на расправу, a заодно сообщали, что за «непослушание и сопротивление» королевской воле у него отбирают все чины и земли…

Чем это кончилось, в точности неизвестно. Вроде бы князю опять удалось вывернуться – но тут, как чертик из коробочки, возникла бывшая женушка Мария, обвинившая князя в «незаконном расторжении» брака с нею. Баторий рассудил, в общем, логично: вы все люди православные? Венчали вас по-православному? Вот пусть ваши склоки митрополит Киевский и разбирает, а мне недосуг!

О дальнейших событиях лучше всего свидетельствует новая жалоба королю на Курбского – теперь уже от митрополита Киевского, который сообщал, что князь к нему на суд не идет, а митрополичьих посланников велит слугам бить и гнать со двора взашей… Ну никак не мог «певец свободы» и «борец с тиранией» жить нормально, по закону!

В конце концов князь с Марией как-то помирились. Последние годы его жизни совершенно скучны и неинтересны. Его бросили все те бывшие слуги, что когда-то бежали вместе с ним из России, – причем один из них, заведовавший княжеской казной, прихватил на память все деньги, золото и серебро…

Его наследники так и не получили ничего из земель, которыми князь владел в Польше. В конце восемнадцатого века, еще до разделов Польши, род Курбских (ставших нищей шляхтой) пресекся окончательно, и фамилия исчезла из истории.

Точнее говоря, с ней произошли очень интересные метаморфозы.

В 1656 г. в бою с поляками под Великими Луками русские взяли в плен некоего шляхтича-католика Каспара, который при ближайшем рассмотрении оказался внуком Курбского. В плену он принял православие и имя Кирилл, был на службе у царя Алексея Михайловича, но потом все же вернулся в Польшу, вроде бы без измены – надо полагать, наследственное… Его младший сын Александр в 1684 г. приехал в Россию, крестился, стал Яковом, опять-таки поступил на царскую службу, но девять лет спустя убил жену (снова гены?) и был сослан в Сибирь, где его следы теряются.

Его старший брат, тоже переехавший в Россию, жил там вполне мирно – но его фамилия «Курбский» со временем видоизменилась в «Крупский» – так и появились на Руси дворяне Крупские. Поскольку папенька супруги Ленина Надежды Константиновны как раз и был потомственным дворянином Крупским, нельзя исключать, что товарищ Ульянова – дальняя родственница князя Курбского. Увы, это не та генеалогия, которой следует гордиться. Во всяком случае, судя по поведению Константина Крупского, он-то точно сродни Курбскому: будучи офицером русской императорской армии, в нарушение присяги путался с польскими подпольными организациями, но сумел отвертеться от военного трибунала. Точно, гены!

Так и остался бы этот незадачливый подонок в Большой Истории исключительно как автор писем к Ивану Грозному и адресат ответов. Но он вдобавок оставил обширное, претендующее на правду сочинение – «Историю о великом князе Московском», в котором, потешая свою мстительную и злобную натуру, обрушил на недруга Ивана целую Ниагару грязи, приписал ему все мыслимые и немыслимые злодейства. И все бы ничего, но уже в начале девятнадцатого века эту писанину стали использовать как «ценнейший исторический источник». Очень уж она пришлась ко двору тем самым сентиментальным либералам карамзинской школы. А потом – либеральной интеллигенции второй половины столетия. А потом – большевикам. А потом – кое-каким ремесленникам от истории уже нынешней России…