Иван Грозный. Начало пути. Очерки русской истории 30–40-х годов XVI века

И, завершая наш рассказ о рождении будущего первого русского царя, вспомним несколько любопытных летописных свидетельств, записанных, очевидно, post factum. В уже упоминавшейся нами Новгородской летописи по списку П.П. Дубровского у известия о рождении Ивана Васильевича есть продолжение, которое стоит привести полностью: «В настоящи час рожению его бывшу; внезапу бысть гром страшен зело, и блистанию молнию бывшу по вси области дръжавы их, яко основанию земли поколебатися таковому страшному грому, и по времени уведаша великого князя Ивана Васильевича рожение»[178]

. Очень сомнительно, что тогда, в момент рождения первенца Василия III, книжник, сделавший эту запись, мог предполагать, какая яркая и неоднозначная судьба ожидает княжича. Впрочем, и в 1539 г. – последняя запись в летописи датируется августом 7047 года – это также было совсем неочевидно (и даже в конце 40-х гг. XVI в., когда, возможно, рукопись с текстом летописи была отправлена в Москву из Новгорода к митрополиту Макарию). Другое дело, если эти строки были вписаны в первоначальный летописный текст в конце XVI – начале XVII в., когда в скриптории Чудова монастыря в Москве был собран сборник, включивший в себя текст этой летописи. К этому времени образ Ивана Грозного уже вполне сложился.

Другое любопытное свидетельство сохранилось в Пискаревском летописце. В нем рассказывается о том, что Василий III, следуя правилам дипломатического этикета, после рождения у него сына и наследника, отправил в Казань к тамошнему «царю» Сафа-Гирею, своему злейшему врагу, гонца Михаила Сумбулова «обвестити рождение сына своего великого князя Ивана». Казанский «царь», писал дальше составитель летописи, «Михаила пожаловал великим жалованьем и пустил его к царице своей. И воспросила царица Михаила: „Каков де ваш царь новорожденной?“ И Михайло промолчал. И она вдругоряд, и рече ему: „Яз де тебе скажу: родился де у вас царь, а у него де двои зубы: одними де ему съести нас, а другими вас“. И Михайло, приехав, сказал то слово великому князю да митропалиту»[179]

. И в этом случае эта весть носит явно легендарный характер – сомнительно, чтобы хан допустил рядового гонца, отнюдь не «великого» посла, к своей жене и разрешил ему общаться с ней. Да и сама репутация Пискаревского летописца как собрания сведений, заимствованных из самых разных источников, и официальных, и неофициальных, и просто из слухов и рассказов («городских легенд»), свидетельствует не в пользу этой новости. Однако и в первом, и во втором случаях примечательно то, что уже в конце XVI – начале XVII в. образ Ивана Грозного в общественном сознании начал обрастать мифами и легендами. Процесс вытеснения реального человека и политика со всеми достоинствами и недостатками неким идеализированным (не важно, положительным или отрицательным) «портретом» грозного царя был запущен и уже работал.

На этом мы и закончим ту часть нашего рассказа, которая посвящена рождению Ивана Васильевича, и перейдем к следующей части.

2. Жаркое лето и холодная осень 1533 года…

Счастливое детство Ивана Васильевича, к несчастью и для него самого, и для государства, и для страны и общества, длилось недолго – всего лишь три года. Осенью 1533 г. Василий III по обыкновению отправился в поездку на богомолье в Троице-Сергиев монастырь с женой и сыновьями. Поездка была тем более необходимой, если принять во внимание, что лето 1533 г. выдалось тяжелым и насыщенным всякими неприятностями. Еще 23 июня, во второй половине дня («в 11 час дни»), на Москву обрушилась сильнейшая гроза, после которой, как писал летописец, «не бысть дождя до сентября месяца, но засуха и мгла велия, акы дым горка, лесы выгореша и болота водные высохша, и солнце в 3 часа дни явльшеся красно, и луч сияше от него красен чрез весь ден». Новгородский же летописец к этому добавлял, что «множество изомроша скота по селам от жажды водныя… и во мнозех местех села выгореша и со скоты». Мгла от лесных и торфяных пожаров покрыла все и вся, и была порой столь густой, «якоже и птиц не видети по воздуху парящих, а человек человека в близи не узрит». Прошло несколько дней, и «явися на небеси звезда велика и испущаше от себе луч велик». И это было не последнее грозное предзнаменование этого года – «того же лета, августа в 19, в первом часу дни солнце гибло до шестого часа дни»[180].