Иван Грозный. Начало пути. Очерки русской истории 30–40-х годов XVI века

Беда не приходит одна – летописи сообщают, что «прииде к великому князю весть с Поля, месяца августа в 12 день (согласно Постниковскому летописцу – 11 августа, а Воскресенская летопись датирует это событие 14 августа. – В. П.), за три дни до Оспожина дни, что к Рязани идуть безбожьнии татаровя кримские»[181]. Немного погодя с Поля поступили более точные известия – в поход на государеву украину выступили крымские «царевичи» Сафа-Гирей и Ислам-Гирей. В Крыму было неуютно и голодно – «заворошня», начавшаяся еще в 1523 г. после убийства ногаями хана Мухаммед-Гирея I в Астрахани и устроенного затем погрома в самом Крыму, все никак не заканчивалась, а тут еще и жаркое и засушливое лето. В общем, возведенный турками на ханское седалище новый «царь», Cахиб-Гирей I, недовольный малыми московскими «поминками», решил закрыть глаза на инициативу своих племянников, сдумавших со своими «избными» людьми «подкормиться» за счет русского ясыря и дувана, а заодно дать своим улусным людям шанс поправить в ходе набега домашние дела.

К несчастью, в Москве именно в этом году довольно легкомысленно отнеслись к организации оборонительного рубежа на «берегу». По Оке еще с 10-х гг. XVI в. каждую весну разворачивались русские полки в ожидании татарских набегов, но в этом году по неясным причинам (возможно, Василий III замышлял начать войну с Великим княжеством Литовским) центр диспозиции государевой «береговой» рати был смещен к юго-западу, под Тулу, а рязанское направление было прикрыто явно недостаточно. Больше того, наблюдая за тем, как в Крыму продолжается борьба за власть, в Москве расслабились – не иначе как Василий и его бояре решили, что пока претенденты на ханское седалище выясняют отношения, можно не опасаться большого набега. В общем, великий князь «начать мыслити ехати во свою вотчину на Волок на Ламский на осень, да тешится»[182]. И тут, в самый разгар подготовки к благородной потехе – такая новость! Само собой, охоту пришлось отложить до лучших времен и спешно заняться организацией отпора приближающемуся врагу[183].

Любопытно понаблюдать за работой механизма по мобилизации сил для отражения набега татар и за действиями государя и его воевод в ситуации, которую (если не брать в расчет некоторую неожиданность набега) можно назвать стандартной. Сразу после того, как были получены первые вести о появлении «царевичей» с ратью в Поле, великий князь «воскоре посла по братию свою, по князя Юрья Ивановича и по князя Андрея Ивановича», после чего сам Василий «часа того учал наряжатися против царевичев»[184]

. Собрать великокняжеский двор и дворы его братьев было проще и быстрее уже хотя бы потому, что часть их дворян несли посменно службу при особах своих сюзеренов. Однако несколько сотен отборных всадников, «кутазников и аргумачников», с их слуга-ми-послужильцами было явно недостаточно для успешного отражения надвигающейся с юга угрозы, почему от имени великого князя его дьяки «розосла грамоты и гонцы по всем градом и повеле людям ити к собе, а иным людям на берег к воеводам»[185]. Опять же, напрашивается предположение, что городовые дети боярские должны были выступать в поход по заранее намеченному плану, зная, где они должны были собраться – дальние «города» собирались в Москве, а ближние (по отношению к Оке) сразу шли на «берег». Здесь их уже поджидали отправленные 14 августа (реакция весьма оперативная – на второй день после получения известий с Поля) из столицы же воеводы князья Д.Ф. Бельский, В.В. Шуйский, М.В. Горбатый, боярин М.С. Воронцов и окольничий И.В. Ляцкий[186]. Они должны были сорганизовать прибывающих ратников в «полки» и поддержать гарнизон Коломны, где в этом году наместничал брат Д.Ф. Бельского Иван со товарищи

[187].

Одновременно были посланы гонцы с грамотами к убывшим еще раньше, в июне 1533 г. на Мещеру (куда попытался изгоном наведаться Сафа-Гирей), С.Ф. Бельскому со товарищи с приказом «возвратитися вскоре на Коломну же с людми»[188]. Наконец, готовясь к отбытию на «фронт», великий князь наказал «воеводам градцким (московским. – В. П.

) устроити в граде пушки и пищали, и градцким людем животы возити во град…»[189] (печальной памяти 1521 г., когда татарам удалось форсировать Оку и выйти к московским окраинам, не прошел даром – теперь по подготовке столицы к осаде готовились заблаговременно, а не тогда, когда враг был уже у ворот. – В. П.). Маленький княжич (которому через полторы недели должно было исполниться три года), жадно впитывая новости, с любопытством и удивлением наблюдал за всей этой суетой и во дворце, и на московских улицах – такой переполох и сумятица в его жизни случились впервые (и потом, увы, будут повторяться еще неоднократно).