Иван III

Впрочем, великий князь знал и более свежие примеры спасительного бегства из осажденной столицы. Мог ли он забыть, что именно так поступил его отец, Василий Темный летом 1451 года, когда татары «царевича» Мазовши из той же самой Большой Орды, прорвав оборону «берега», устремились к Москве? Поначалу Василий II кинулся тогда навстречу врагу, в Коломну, но с полпути вернулся назад и вместе с наследником престола отправился на север, за Волгу. Свою жену с младшими детьми он отправил в Углич, а в Москве оставил престарелую мать, княгиню Софью Витовтовну, со вторым сыном Юрием. В осаде сидели и митрополит Иона с ростовским архиепископом Ефремом (31, 271). Вся эта история окончилась тогда более или менее благополучно: предав огню московские посады и едва не спалив Кремль, татары ушли так же внезапно, как и появились.

Судя по действиям Ивана III в эти дни и по тому возмущению, которое открыто выражали москвичи, его замысел был именно таков. Можно думать, что близкие ему люди (Иван Юрьевич Патрикеев, архиепископ Вассиан, митрополит Геронтий, мать и жена) были извещены заранее о намерении великого князя. Кто-то из них (владыка Вассиан?) пустил эту весть в народ и подготовил ту манифестацию, которая встретила Ивана при его въезде в город. Соответствующие речи были заготовлены и на Боровицком холме. «Патриотическая» партия прилагала все силы для того, чтобы отклонить Ивана от мысли о бегстве на север.

Однако великий князь был не из тех, кто легко меняет свои намерения и поддается давлению окружающих. Несомненно, бегство от татар было его собственным, долго созревавшим решением. Ссылки на «злых советников» — лишь трогательная попытка спасти доброе имя великого князя, пожертвовав для этого двумя, быть может, вполне искренними его доброхотами. Узнав о том, что Ахмат двинулся через литовские владения в сторону Калуги, Иван пришел к выводу, что тот имеет самые серьезные намерения. Надежда остановить хана на Угре была весьма слабой. А вот возможность подхода к Угре королевского войска казалась вполне реальной. Исходя из всего этого, великий князь и принял решение перейти ко второму, худшему сценарию развития событий — сценарию 1451 года.

Единственное, чего князь Иван не сумел по достоинству оценить своим холодным умом, был фактор героизма…

Убедившись в том, что москвичи до крайности возбуждены и даже готовы взять его в заложники, великий князь почел за лучшее переехать из Кремля в свою загородную резиденцию в Красном селе (в районе современной Красносельской улицы). Оттуда он продолжил исполнение своего «заволжского» замысла. К Ивану Молодому на Угру был отправлен скорый гонец с приказом немедленно оставить армию и вернуться в Москву. Однако 22-летний наследник престола «мужество показа, брань прия от отца, а не еха от берега, а хрестьянства не выда» (18, 231). Понятно, что отъезд Ивана Молодого в эти критические дни пагубно сказался бы на боевом духе войск и, напротив, придал бы уверенности татарам. Ослушавшись приказания своего грозного отца, Иван рисковал очень многим. Но, кажется, этот юноша, чей бледный силуэт вскоре пополнит галерею печальных теней русской истории, был не лишен характера. Да и сама атмосфера, царившая тогда в московском войске, была отмечена каким-то особым, почти мистическим воодушевлением. Все понимали, что от них зависит судьба России. Даже голубую ленту реки Угры, отделявшую русских воинов от темневшей на другом берегу орды, один восторженный летописец сравнивал тогда со знаменитой древней святыней — Поясом Пречистой Богородицы, спасающим христиан от нашествия поганых (26, 201).

Убедившись в том, что Иван Молодой не намерен исполнять его приказ, великий князь прибегнул к хитрости. Он послал распоряжение князю Холмскому силой привести наследника в Москву. «Князь же Данило того не сотвори, а глаголаше ему, чтобы поехал ко отцу, он же рече: «леть (лучше. — Н. Б.)

ми зде умрети, нежели ко отцу ехати» (18, 231). Храбрый Холмский совершил тогда, быть может, самый главный свой подвиг: он, в сущности, отказался исполнить губительный для страны приказ государя. Легко понять, что за это его могла постигнуть тяжкая опала. Душеспасительная беседа, которую старый воевода для видимости провел со строптивым наследником, конечно, не могла послужить ему серьезным оправданием перед разгневанным государем.

Отказ наследника поставил Ивана III в сложное положение. Уехать одному, оставив сына на Угре, было бы слишком позорно. Лично встать во главе полков — значило бы исполнить требования «патриотической» партии (и тем самым уступить чужому давлению), а в случае поражения подвергнуть смертельному риску все московское дело. Так и просидел Иван в своем красносельском тереме две недели, рассылая гонцов во все стороны.