Иван III

Отказ удельных братьев выступить вместе с псковичами против немцев объяснялся не ленью и не опасностью этого предприятия. Великий князь настойчиво звал Андрея Большого и Бориса с войсками на южную границу. Отогнав немцев от Пскова, они должны были спешить на войну с Ахматом.

(Рассказы источников о событиях 1480 года напоминают темный бабушкин чулан. Словно отчаявшись разложить по порядку целую гору красноречивых рассуждений, противоречивых мнений и колючих фактов, летописцы без всякого порядка высыпали все это в два огромных сундука, на крышке одного из которых красовалась надпись — «В лето 6988…», а другого — «В лето 6989…». Разбирая этот хаос, покрытый пылью пяти веков, историки внимательно разглядывают обломки, прилаживают один к другому. Из этих кропотливых упражнений постепенно возникают зыбкие очертания давно отшумевших событий.)

Переговоры Ивана с братьями тянулись все лето и первую половину осени 1480 года, то оживляясь, то затихая. Псковский поход Васильевичей явился лишь промежуточным результатом ожесточенного торга. За участие в войне с Ахматом они, по-видимому, запросили значительно более высокую цену, чем за Псков. Во время пребывания Ивана в Красном селе к нему прибыли послы от Андрея и Бориса с какими-то предложениями. Похоже, что поначалу великий князь отказался удовлетворить их новые пожелания. Но тут в дело вмешались митрополит Геронтий, владыка Вассиан, княгиня-мать и даже уважаемый Иваном за подвижническую жизнь игумен Троице-Сергиева монастыря Паисий Ярославов. Все вместе они стали уговаривать как Ивана, так и его братьев пойти навстречу друг другу. Особенно веским было, конечно, слово матери — инокини Марфы.

«…Князь же великий послушав моления их и повеле матери своей великой княине послати по них, а рекся (обещал. — Н. Б.) их пожаловати. Княиня же великая посла к ним, а веля им прямо идти к великому князю на помочь вборзе» (18, 224).

Источники не сообщают о том, что именно посулил Иван братьям за их повиновение. Если это то, что они получили после завершения всех тревог, весной 1481 года, — значит, Андрею Углицкому был обещан Можайск со всеми окрестными волостями, а Борису Волоцкому — лишь кое-какие села. В таком своеобразном разделе угадывается свойственный Ивану точный психологический расчет, не лишенный некоторого цинизма. Зачинщиком мятежа был Борис Волоцкий. Однако Иван понимал, что роль лидера в этом дуумвирате с самого начала играл Андрей Углицкий. Любимец матери, которая родила его в самые тяжелые дни своей жизни, когда углицкая темница, казалось, навсегда поглотила ее вместе с ее изуродованным мужем, — Андрей Большой был, судя по всему, человеком незаурядным. После смерти Юрия Дмитровского в 1472 году он по самому своему положению старшего среди удельных князей оказался главным соперником Ивана III. Похоже, это был человек чести, способный привлекать к себе людей. Бояре любили его за смелость и прямоту, а великий князь, кажется, несколько побаивался. Впоследствии, вскоре после кончины матери, Иван обманом заманил Андрея в Москву, велел схватить его и бросить в темницу.

Что же касается Бориса, то этот любимец двух бабушек (великой княгини Софьи Витовтовны и Марии Федоровны Голтяевой) был человеком набожным, добрым и слабовольным. В одиночку он не способен был на решительные действия. Примечательно, что, расправившись в 1491 году с Андреем Углицким, великий князь не тронул Бориса, лишь смертельно напугав его внезапным вызовом в Москву…

Итак, ценой переданного Андрею Большому Можайска мир в семье был восстановлен. Нахлестывая лошадей, гонцы помчались обратно в Великие Луки. Через несколько дней караван изгнанников потянулся обратно на юг сквозь осыпанные осенним золотом селигерские леса, вдоль подернутой хмурым октябрьским туманом Волги — назад, к родным очагам. Старики, женщины и дети вернулись по домам, а сами удельные братья со своими дружинами погнали коней на юг, к благословенной речке Угре, которая, словно Пояс Пречистой Богородицы, охраняла Русскую землю от нашествия варваров.

Дальнейшие действия и передвижения великого князя зависели теперь только от развития событий на Угре. Ясно было, что хан, опоздав к переправам, попытается пойти на прорыв. Иван III, фактически утративший власть над войском, мог либо очертя голову броситься туда, где решалась судьба войны, либо, оставаясь в Москве, смотреть, как другие вершат историю России. В каждом из этих вариантов были свои плюсы и минусы, подсчетом которых Иван, надо полагать, занимался с утра и до позднего вечера.