Иван Кондарев

Возле стойки зазвенели пивные бутылки, взлетели в воздух трости. Женщина с гвоздикой за ухом что-то горячо рассказывала тощему господину с траурным крепом на шляпе. За буфетом слышались ругань и возгласы возмущения.

— Драку затеяли, а за солдата некому заступиться, — говорила женщина с гвоздикой.

— Не вмешивайся, Пауна! — сказал Кондарев, узнав свою соседку.

— Как не вмешиваться! Избили до смерти солдатика в клубе, накажи их господи!

— Какого солдатика?

— Говорят, из Ямбола он. Послали его вызвать войска, а он уперся, вот офицеры и избили его.

— Да денщика Балчева, лодыря этого, — сказал господин с крепом на шляпе.

— Теперь у офицеров нет денщиков, — заметил Кондарев.

›- Как бы не так! Вроде и нет, а выходит, есть; вы ничего не знаете. А я знаю этого парня.

Кондареву хотелось порасспросить его еще, но в это время из буфета донесся отчаянный крик, а за ним отвратительная брань. Что-то упало со звоном и разбилось вдребезги.

— Что вы делаете, люди? — раздался испуганный крик.

Многие, махнув рукой на оратора, побежали глазеть на обезумевшего содержателя буфета, который в отчаянии швырял на пол что попало. В толпе смеялись. Более благоразумные собрались расходиться по домам, считая, что больше не будет ничего интересного. Все оживленно комментировали события, поминали поручика Балчева и начальника гарнизона. Сквозь общий шум доносились отдельные слова из речи Генкова:

— …Они верные церберы буржуазии… буржуазный общественный порядок… В трудные минуты для капиталистических заправил… рост коммунистической партии…

Кондарев вспомнил прерванную перепалку с Янковым, его слова: «Мы воспитываем массы в честности, готовим их к революции», и происшедшее показалось смешным и глупым. Добрая половина толпящихся здесь людей — мелкие буржуа и ремесленники — далека от правильной политической оценки событий, но все они задыхаются от ненависти к офицерству. Достаточно одного пламенного слова — и они ринутся к офицерскому клубу, чтобы расправиться с истязателями. Но все это, как обычно, закончится речами; народ разойдется, подавив недовольство, коммунисты устроят обычную демонстрацию с пением «Интернационала» и «Дружной песни»,[53] и от разношерстной толпы останется сотни две, половина из них — ротозеи и бродяги, которые идут за Янковым.

Вспомнив об арестованном солдате, Кондарев растолкал толпу и одним прыжком вскочил на стол, на котором только что разглагольствовал бородатый оратор из «широких социалистов».

— Граждане! — вскричал он, размахивая шляпой. — Арестован солдат, который отказывался вызвать войска против народа. Офицеры избили солдата и заперли его в военном клубе. Граждане! Все как один пойдем к клубу, защитим и освободим достойного солдата! Сорвем маски с тех, кто послал против нас солдат со штыками, с холуев царя Фердинанда, с агентов мракобесия и кулачества! К военному клубу, граждане!

На секунду гвалт утих, толпа загудела, заглушив слова оратора.

— Долой золотопогонников!

— Выручим солдата!

— Браво!

— Товарищи, слушайте оратора, не срывайте митинг!

- 'Гише-е!

— К черту тишину! Хватит! Довольно болтать… Пошли!

За Кондаревым вначале двинулись немногие, но у выхода из сада толпа разрослась, хлынула на главную улицу и разлилась по мостовой и тротуарам…

21

Основная часть устремилась к военному клубу, и улица, освещенная лучами заходящего солнца, почернела от скопления людей. Огромная толпа следовала за головной группой под предводительством Кондарева. Тут были интеллигенты, ремесленники, чиновники, празднично одетые по случаю воскресного дня, были падкие на зрелища зеваки и тихие обыватели, которые сами толком не знали, куда идут и зачем. Сын околийского начальника бежал сбоку и горячо что-то доказывал.

Сначала все дружно двигались вперед, но шагов через сто порыв у многих иссяк и они стали отставать. Однако те, что шли поближе к Кондареву и которым был ясен ход событий, торжественно шагали вперед, взбудораженные общим подъемом и ожидающей их неизвестностью.

Когда людской поток хлынул на главную улицу, всюду стали распахиваться окна и двери балконов — в каждом доме нашлись любопытные. Впереди зареяло красное знамя — очевидно, кто-то успел сбегать за ним в клуб еще в самом начале митинга. Чей-то голос затянул задорно: «Не надо нам буржуев, не надо нам попов…», несколько голосов подхватили, но тотчас их перекрыли звуки «Дружной песни», которую громко запели все коммунисты.

В это время вспотевший и раскрасневшийся Янков настиг Кондарева и потянул его за рукав.

— Что ты делаешь? Куда это нас заведет?

— К военному клубу.

— Ты сорвал митинг и будешь отвечать за это!

Кондарев хотел подхватить Янкова под руку, но тот увернулся.

Песня оказала свое действие: головная группа вытянулась в колонну, в толпе стал устанавливаться порядок. Чем теснее сплачивались вокруг знамени коммунисты, шагая в ногу, тем больше ширился разрыв между ними и остальными. Кондарев заметил, что многие начинают сворачивать на тротуар.