Иван Шуйский

Рейнгольд Гейденштейн сообщает о гибели более 40 представителей польской знати и неменьшего количества знати венгерской. Королевский любимец, прославленный командир венгерских наемников Бекеш и у Пиотровского, и у Гейденштейна, и в русских источниках представлен как особо тяжкая для Стефана Батория потеря. Из высших офицеров его судьбу помимо Тлукомского разделил глава французских наемников Жан Гаронн. Из письма придворного маршалка А. Зборовского, явно занижающего потери (его цифра — 150 убитых, что маловероятно), видно: убит еще один венгерский офицер, Секель Андреас. По свидетельству ксендза Барановского, вскоре после отражения приступа знатный венгр Петр Кенди (или Кендей) умер от ран, полученных при строительстве шанцев незадолго до штурма405. Пиотровский сообщает о смерти пехотного ротмистра Тарновского от ран, полученных при штурме, десять дней спустя406.

Стоит вглядеться в сообщение Пиотровского. Оно таит в себе пласт жестокой правды, не бросающейся в глаза, но исключительно важной для понимания всего «псковского сидения». Осаждающие понесли огромные потери не раненными, а... ушибленными. О чем это говорит?

Королевское воинство несло тяжелые потери, приближаясь к полуразрушенным стенам, за которыми сидели псковские пищальники, лучники и пушкари. Под огнем русских ратников, надо полагать, оно рассталось с многими бойцами. Но когда великолепные отряды, состоящие из профессионалов войны — опытных, дерзких, отлично вооруженных, — добрались до стен и заняли изрядные участки оборонительных сооружений, у псковских воевод не хватило сил выбить их оттуда. Сказалось то самое «качественное преимущество»: русские дворяне и стрельцы ничем не уступали польско-литовской шляхте, венграм и немецким наемникам. Те же профессионалы войны. Но их было все-таки маловато. И они дрогнули. Тогда в бой пошло всё население города.

Конечно, горожанин с топором, оглоблей или дубинкой должен быть оценен как половина или даже треть полноценного, хорошо обученного ратника. И, надо полагать, бой за башни и проломы, захваченные противником, вносил страшный урон в ряды защитников Пскова. Скорее, всего, они расплачивались двумя, а то и тремя своими бойцами за одного поляка или немца. Но за их спинами стояли иереи с иконами и... родные дома. Старики, жены, дети... А воинство Стефана Батория славилось из ряда вон выходящей тягой к зверствам. Например, ворвавшись в пылающие Великие Луки, королевские ратники-венгры «... пришли в ярость... и перебили здесь всех без разбора»407. Другой польский источник рисует ужасающую картину великолукской бойни 5 сентября 1580 г. в подробностях: «Наши учинили позорное и великое убийство, желая отомстить за своих павших товарищей. Они не обращали ни на кого внимания и убивали как старых, так и молодых, женщин и детей. Начальники, не будучи в состоянии удерживать их, отъезжали прочь, а имевшие сострадательное сердце не допускали убивать тех, кого наша кавалерия захватила в плен, в особенности женщин и детей. Все заняты были убийствами и грабежом, так что никто не тушил пожар »408. При взятии крепости Сокол солдаты Батория проявили первобытную дикость, вырезая ее защитников. Стоит привести еще одну красноречивую цитату из сочинения польского — польского! — историка Рейнгольда Гейден- штейна «Записки о московской войне (1578—1582)»: при штурме Сокола немецкие наемники «...желая отомстить за бедствия, претерпеваемые их соплеменниками в продолжение стольких лет от Московской свирепой жестокости, новейший образец которой мы недавно видели при взятии Полоцка409, умертвили всех [защитников Сокола] и в том числе [воеводу] Шейна (еще один милый образец коллективного «благородного негодования». —Д.Б.). Оставшиеся в крепости на коленях стали просить о пощаде, но при вторжении немецких солдат, убивавших без разбора всех, отчаявшись в спасении, опустили подъемную решетку, висевшую над воротами сверху, и перебили до 500 немцев, заперев их в крепости. Между тем, Разражевский и некоторые немцы и поляки скоро разломали ворота, и когда последние были открыты, тогда одна часть защитников была перебита, другая отчаявшись во всем, сгорела, бросившись в пламя. Повсюду происходило великое убийство, так что многие и, между прочими, Вейер, старый полковник, говоря о своем участии во многих сражениях, не задумывались утверждать, что никогда ни в одном месте битвы не видели они, чтобы так густо и тесно друг с другом лежали трупы. Многие из убитых отличались тучностию; немецкие маркитантки, взрезывая такие тела вынимали жир для известных лекарств от ран, и между прочим это сделано было также у Шейна»410. Псковичи знали, какая «королевская милость» ждет их в случае падения города. Следовало любыми средствами остановить зверье, служившее у польского монарха, иначе оно устроило бы во Пскове очередной кошмар. Поэтому горожане решились заплатить столь высокую цену за уничтожение ударных отрядов неприятеля. Тут у них составилось полное взаимопонимание с Иваном Петровичем, отец которого был пленен и убит литовцами!