Иван-Царевич — Иван-Дурак, или Повесть о молодильных яблоках

— Мы думали, что ты спишь, — тихо рассмеялась русалия, — это я сонный наговор шептала.

— Дура, — леший показал ей волосатый кулак, — шептала и не нашептала.

Кикимора шмыгнула носом.

— Все правильно она шептала, царевич снадобье против сна принял, — проскрипела она, словно ветка старого дерева. — Вот сейчас, чую, — она показала на фиолетовый флакончик лежащий возле дерева.

Леший сытно рыгнул.

— Благодарствую, царевич, за хлеб и за соль.

— И за уши свои, лопоухие, благодари, — смеясь прожурчала русалия.

— Спасибо, — сказал леший.

— Вам спасибо, что ночь со мной провели, — ответил царевич. — Вы всегда зло творите?

— Разве это зло? Жизнь у нас такая, — проскрипела кикимора, высмаркиваясь в конец платка. — Раньше, при царе Горохе, мимо этих мест путь торговый пролегал, веселее было. Мы мужиков не обижали и они нас.

— Под крышей Соловья-разбойника жили, — вспомнил леший. — Я его свистеть научил. Свистел лучше меня, соловьем разливался.

— Душегубом он был, — сказал Иван.

— Знатным душегубом, — поддакнула кикимора.

— Его киллер из Мурома замочил, — продолжил воспоминания леший, — а потом Змей Горыныч объявился.

— Хороший был хозяин, — каркнула кикимора.

— Только и ему башни все посносили, — вздохнул леший, неистово почесал под мышкой. — Тьфу ты, неужели блох подцепил? Бриться придется, чтоб вывести. Срам какой. — За костром рассмеялись.

— И кто теперь за хозяина? — при слове «хозяин» все отводили глаза, стараясь не смотреть на царевича.

— Своя кровь дороже, — прошептал леший. — Прими совет — вернись к Перепутью, пока не поздно, и выбери другую дорогу, — он задрал голову к небу, — твое счастье, что луны не видно, одни тучи.

— При чем здесь луна?

Кикимора поднялась:

— Леший, пойдем, скоро светает.

Леший неохотно встал.

— Хорошая кухня у Прохора, навестить бы.

— Ваня, хочешь, пойдем со мной, будешь мне волосы расчесывать, а я тебе песни петь и целовать страстно, между куплетами. Здесь река недалеко, там я тебя и скрою, никто не найдет, — ласково прожурчала русалия. — Пойдем, милый, зачем тебе мир человеческий? Если не нечисть, так вы сами друг дружке козни строите, воюете. А у меня — тишь и прохлада: река течет, камыш поет, ничего и никогда не меняется. Покойно у нас.

— Вот именно — покойно. Что ты понимаешь в жизни человеческой?

— А ты научи меня пониманию, — жарко прошептала русалия, на миг распуская волосы. В свете костра блеснуло бледное и нагое женское тело, призывно качнулись полные груди. Русалия запахнула волосы и улыбнулась. — Холодно мне, а ты — горячий, люблю горяченьких.

— Спасибо, русалия, не люблю я рыбу и рыбалку.

— Я не рыба, — обиделась русалия. — Батяня твой на лягушке холоднокровной женился.

Иван рассмеялся.

— Мне, видно, не судьба, извини.

— Извиняю, не шибко надеялась, — полные губы благосклонно улыбнулись. К ней приблизились леший и кикимора — три низенькие расплывчатые фигуры.

— У тебя чеснока случайно нет? — спросил леший.

— Нет, есть колбаска чесночная.

— Была, — вздохнул леший, для профилактики хлопая себя по вздувшемуся животу. — Хозяин наш не здешний.

— Откуда он? — насторожился Иван.

— Ты кол сделай… — Кикимора отвесила лешему звонкую затрещину, — Ты что, мохнорыл, болтаешь, своя жизнь не дорога, другие пожалей.

Леший икнул:

— Это брага виновата. Ваня, внемли совету, поворачивай оглобли, тогда и я смогу тебя брагой угостить, настоянной на березовом соку.

— Почему? Почему вы боитесь сказать мне о хозяине? Кто он? Что ждет меня впереди?

— Беда впереди, — печально ответила русалия.

— Смерть, — каркнула кикимора.

— Поворачивай, Ваня, и счастливого пути, — крикнул леший. Зыбкие фигуры отступили, растворяясь в сумерках. Не было слышно, как ушли; ни одна веточка под ногами не треснула.

— Остерегайся мышей летучих, — донесся издалека голос лешего.

Лес зашумел, налетевший порыва ветра, раскачал кроны деревьев, разогнал густую темень, она уступила места молочным сумеркам.

Сквозь кроны и стволы берез стало просматриваться серое небо, усыпанное шляпками звезд, темные, рваные, широкие полосы туч. Далеко на востоке кто-то невидимый мазнул по горизонту малиновой кистью. Начинало светать. Иван посмотрел на затухающие угли, перевел взгляд на коня.

— Что, Сивко, двигаемся дальше? — Конь радостно заржал, ткнул теплой мордой в грудь. — Посмотрим, кто такой хозяин. — Царевич собрал остатки снеди — после лешего почти нечего было собирать. Иван улыбнулся, вспоминая странных, совсем не страшных ночных гостей.

С кем только не встретишься. Леший и кикимора — вроде нечисть, а на людей похожи. Русалия — эта опасна для прямого общения, может заколдовать и заставить на дне водоема век коротать. Иван вспомнил историю про торгового гостя Садко, как в него влюбилась принцесса подводного царства. Где они сейчас, что с ними? Кто знает…?

Царевич опустил на спину Сивко седло, подтянул ремешки подпруги, закрепил переметные сумы, взялся за уздечку. Над головой пискнула, срываясь вниз, летучая мышь, зигзагами замельтешила над кустами, улепетывая в глубь леса, где еще царил густой сумрак.

— У, нетопырь, — царевич погрозил кулаком.