Иван-царевича не надо (СИ)

Вот так, на ровном месте, столько информации сразу. Ладно, отдохнула и вперёд. Тяжело поднялась с тюка и тихонько побрела в сторону дома. Сил осматривать ещё и амбары у меня не было. Странные способности все забрали. Мне бы сейчас лечь и полежать… и чаю попить. С медом.

Видя мое состояние, Яков Семёнович предложил:

— Катерина Сергеевна, давайте, вы отдохнете, а я возьму с собой Трофима, он, похоже, грамотный, и мы проверим все уличные амбары.

Против я не была, только бы добраться до дома. По дороге поинтересовалась, где бы хотел устроить себе небольшой рабочий кабинет управляющий. После небольшого раздумья он ответил:

— Если можно, то я хотел бы поближе к черному входу. У меня чаще всего посетители из крестьян, нечего им в парадные двери лаптями следить.

Я тихонько хмыкнула — вот оно, классовое неравенство! Хотя для этой эпохи это как раз норма. Трофим был, как обычно, на боевом посту. Новое назначение на должность писарчука при ревизии принял, не моргнув глазом. Я поинтересовалась состоянием Игнатьевны, дворецкий ответствовал, что Игнатьевна лежит в своей комнате, шепчет молитвы, переживает. Ну, молитва для души тоже полезна, так что до завтра, я думаю, старая выживет.

Проспала я почти до самого ужина. Потом, с помощью Веры переоделась и спустилась вниз. Пригласила в малую гостиную вернувшегося Трофима и Марфу с кухни. Они послушно стояли у двери, мне сидеть было неловко, и я встала из кресла, прошлась. Потом сказала:

— Вы уже, наверное, догадываетесь, что Игнатьевну я от власти и управления поместьем отстраняю. Но я пока не знаю всех людей в поместье, поэтому хочу спросить вас — кому можно доверить кладовые и склады? Персоналом и общим присмотром по-прежнему будет заниматься Трофим, а Марфа — всеми кухнями. Спрашивать по вашим делам буду с вас. Но мне нужен кладовщик, то есть ключница.

Марфа и Трофим думали не слишком долго, потом молча переглянулись, и Марфа назвала одно имя.

— Барышня, вот хошь как тут думай, но лучше Глафиры никого не придумать. Она и была у нас ключницей, пока Игнатьевна не приехала после смерти Майи и стала власть понемногу прибирать в свои руки. Теперича Игнатьевна ее в огородницы, стал быть, определила.

Решено, завтра с утра побеседую с этой Глафирой, если будет внушать мне доверие — то быть ей кладовщиком.

Ужинали с управляющим, я поинтересовалась, заглядывал ли он вновь в свой флигель. Яков Семёнович сказал, что да, заглядывал, там все чисто и даже две перегородки уже поставлены. Печь протопили, и он сегодня будет там ночевать. Постельные принадлежности ему уже принесли и все в порядке.

Я даже стала ощущать некую прелесть в русской бане. Можно полежать и расслабиться в теплом влажном воздухе, где вкусно пахнет берёзовым листом, чуть-чуть хвоей (в кипяток для поддавания пара добавляли чуть сосновой хвои). После мытья до скрипа кожи и волос можно закутаться в толстую теплую шаль и пить такой резкий и холодный квас, что я даже закашлялась и, вытирая слезы, неожиданно брякнула:

— Хорош квасок! Клюшница делала!

На что Вера, никогда не видевшая фильмов Гайдая (думаю, и других фильмов тоже), с удивлением сказала:

— Пошто клюшница? Мамка делала, на настоящем сахаре, специально для барышни, то есть для вас.

Прокашлявшись, я махнула рукой, мол, не обращай внимания! А сама подумала, что надо бы обязательно навестить помещика Вербицкого. Насчет сахарного заводика. Как мне подсказывает моя интуиция, сахар будет иметь спрос.

После всех сегодняшних перипетий, да после баньки, я уже клевала носом по дороге домой из бани. Раздевшись с помощью Веры, я со счастливым вздохом вытянулась на чистой постели и начала засыпать. Но я совсем забыла, что у меня имеется вечный и неугомонный "будильник"! Некто вредный и лохматый нагло тянул с меня одеяло и шумно дышал мне в ухо. Я в полудрёме отмахивались от названного интервента, но оно не исчезало. Пришлось сесть в постели и открыть слипающиеся глаза.

— Ну и чего надобно тебе, в ночь глухую?

— Так ты чего разлеглась-то? Вставай, наряды мерять будем! Зря я, что ли, волок их сюда и прятал от чужих глаз?

Ой, точно ведь! Совсем за всеми делами забыла о Хаськиной "добыче"! Пятясь задом, он вытащил из укромного уголка за туалетным столиком какую-то тряпку и положил мне на постель. Эээ… вот это, нечто жутко мятое и некогда розовое и есть наряд? Если только для молодящейся Бабы Яги… Но делать нечего, надо смотреть и примерять. Встряхнув, как следует этот мятый ком кисеи, я увидела, что не все так уж и печально. Только этот поросячий цвет меня бесит, да рюшки лишние отпороть. А почему весь лиф платья, в каких- то обрывках ниток? Хася пояснил:

— Наверное, там вышивка была камнями, скорее всего, жемчугом речным. Вот разбойники и оторвали его, а платье бросили, зачем им бабские тряпки? И на торжище не пойдешь продавать, враз спознают.

— А почему ты думаешь, что жемчуг был, да ещё речной? Может, рубины с изумрудами?

Хаська хрипло засмеялся, его смех походил на сдавленный лай.