Решив этот вопрос, они приступили к другому — стали определять день свадьбы. Обеим хотелось сыграть ее как можно быстрее; не открываясь друг другу, боялись одного — того, как бы Авдей не передумал; с ним могло такое случиться, от его матери не укрылось его какое-то лихорадочное, беспокойно-болезненное состояние, его смятенность, когда он в неурочный час прибежал домой и прямо с порога объявил о желании жениться на Скворцовой. Матрена же, хоть ничего такого и не видела, тревожилась тем, что новость эта свалилась на нее и ее дочь слишком уж неожиданно; многоопытная в житейских делах, она не могла не думать о том, что такое быстрое решение Авдей мог принять под влиянием какой-то большой размолвки с Феней, что со временем он может остыть, отойти душой и станет искать примирения; значит, надо ковать железо, пока оно горячо…
— Чего тянуть? В воскресенье и справим. У Наденки постель готовая. Самогону несколько четвертей нагоним, заколем по баранчику — и с богом, — сказала Штопалиха.
Авдотья Степановна сейчас же согласилась с ней.
О главном столковались, теперь бы разойтись по домам и заняться подготовкой свадьбы, но они не могли быстро расстаться в такой день. Обсудили еще множество мелких дел, заглянули в завтрашний день, когда у их детей появятся свои дети. Когда дело дошло до этих последних, свахи заговорили разом, расцвели, помолодели вдруг Штопалиха сообщила доверительно:
— Хоть и говорят, что нельзя детское приданое готовить загодя, я все-таки справила. Украдкой от Наденки уложила в свой сундук пеленки, распашонки, носочки, даже пару штанишек. Выстегала сама — Наденка и не видела — два теплых одеяльца. Клинышки сохранились с моей еще свадьбы. Пригодились теперь.
Под конец едва не повздорили. Штопалиха объявила вдруг, что жить молодые будут у нее, потому что Наденка — единственная дочь и ни за что не захочет покинуть ее, мать. Но тут нашла коса на камень. Авдотья Степановна запротестовала:
— Это как же? Что ж он, аль в зятья к вам? Аль у него нету своего дома? Где это видано, чтобы парень уходил из своего дома к невесте? Да нас засмеют. Нет уж, Дивеевна, по-твоему не будет. А ежели твоя Наденка не захочет пойти к нам, то и пускай живет с тобой, а мы поищем невесту в другом доме!
Штопалиха вструхнула теперь всерьез.
— Да что ты, Степановна?! Господь с тобой. Это я так… Можа, думаю, тесно у тебя и протчее. А так, что же, где им пондравится, тама пущай и живут. Их воля.
— В свой дом приведет Авдей молодую жену. Вот и все. И нечего об этом! — отрезала Авдотья Степановна.
— Хорошо, хорошо, сваха. Я согласная.
На том конфликт был исчерпан. Свахи расцеловались. Штопалиха проводила Авдотью за калитку. На широком лице ее плавилась довольная улыбка, когда она провожала глазами только что обретенную родственницу. Вернулась в избу не прежде, чем та скрылась в ближайшем проулке. Вернувшись же в избу, открыла дочерин сундук, вынула, пересчитала, осмотрела всю ее справу, вновь аккуратно уложила и, удовлетворенно вздохнув, вышла в заднюю избу, чтобы обдумать, за какое дело приняться в первую очередь. Нашла, что надо затевать барду. При этом в мыслях похвалила себя за то, что третьего дня смолола мешок заработанной дочерью ржи. «Душа, знать, чуяла», — подумала она и направилась в чулан, где стоял тот мешок. Однако не притронулась к нему, потому что была до краев наполнена другим грузом, носить который далее была не в силах: Штопалиха должна была поскорее, сейчас же, сию же минуту поделиться с кем-то своей семейной радостью. На ее счастье, кто-то постучал в сенную дверь и голосом Пишки вежливо спросил:
— Можно к вам, Дивеевна?
— Заходи, заходи, Епифан! Всегда рада гостям! — отозвалась хозяйка. — Когда приехал? Слышала, ты в городе был. Ну как с глазом? Исделали?
— Сделали. Да ты приглашай в избу, тут темно, не увидишь моей обновки.
— И правда, чего же это я стою, дура старая. Проходи, проходи, Пишенька! Я те, милок, какую новость-то сейчас сообчу!
— Слыхал, слыхал про твою новость, Дивеевна…
— От кого это? — спросила Штопалиха, немало подивившись тому, что можно узнавать о новостях не только от нее одной. — Кто сболтнул? — добавила обиженно.
— Зять твой, кто ж еще, — сказал Пишка. — Я уж полсела обежал, глазом своим хвастаюсь. Заглянул часом и к Авдею. Ну и, значит, того… Да ты сама-то подыми на меня личность свою, глянь!