Из блокады (СИ)

К горлу подкатил ком, отойдя в сторонку, я закурил. Мир расплылся, стал непрочным, и возникло полузнакомое чувство, что если ветер дунет посильнее, всё разлетится тающими клочьями. Повезло же мне оказаться там, где даже растения жрут людей! По-настоящему, а не в хмельных байках лесников.

Леший обещал порвать кровопивца на клочки, он сдержал обещание, а мы ему помогли. Сначала рубили отростки, а те, даже отсечённые, лениво шевелились, окропляя мох оранжевыми выделениями. Я резал ножом неподатливые щупальца, и распалял в себе ненависть к мерзкому растению, к лесу, и ко всему миру, но ощущение несуразности происходящего не ушло, лишь немного притупилось. Время от времени кто-нибудь срывался, и, матерясь, отходил покурить. Сашка бросив нож встал поодаль, наблюдая за нашей вознёй. На его лице то появлялась, то исчезала кривая ухмылка. И тогда я подумал: мы, словно дети, карающие покусавший нас куст крапивы. Усилия бесполезны, и ничего, по большому счёту, не изменится. Но я продолжал казнить провинившееся растение.

Кровопивец, лишённый отростков, раскрыл упеленавшие труп листья. Партизан ухватил мёртвое тело под мышки, и потащил. Иглы стали обламываться, изо рта потянулся блестящий, в комках слизи, стебель. Грязь чавкнула, и отпустила ноги Антона. Его уложили на мох. Леший взял автомат, и кинул Сашке:

- Держи!

Тот поймал оружие и повесил на плечо.

Партизан осмотрел тело. Одежда превратилась в кровавое рваньё, но ботинки ещё можно было использовать. Лесник примерил обувь к своей ноге и покачал головой.

- Похоже, тебе подойдут, - Партизан швырнул ботинки мне под ноги. - Удобнее, чем в сапогах-то.

Я не стал отказываться. Мёртвым вещи ни к чему, вещи для живых. А обувь хорошая, отмыть от грязи, и порядок...

Здесь же, на поляне, Антона и похоронили. Неглубокая могила в хлипкой земле быстро наполнялась водой, и мы поспешно забросали тело болотной грязью и укрыли пластами мха. Ни креста, ни, даже, таблички. Почему-то никто ничего не произнёс, курили, и неловко молчали. Через какое-то время, чтобы закончить с этим, Леший сказал:

- Всё, парни. Хороший был мужик. Земля пухом, как говорится. Пойдём.

Савелий заплакал.

- Прекрати, Савка, - мягко сказал Партизан. - Мы знаем - что мог, ты сделал. Антон тебе благодарен. Пошли.

- Скажите, - Сашка с ухмылкой перетянул автомат со спины на грудь - Что сделал? Застрелил Антона? Вы что, слепые? Не кровопивец его убил - он от пуль умер!

Тут Леший сорвался.

- Закрой пасть, умник! - заорал он, и тоже схватил автомат. - Думаешь, один такой глазастый? Никто не заметил, а он заметил! Что бы ты делал на месте Савки? Смотрел бы, как человек мучается? У тебя хватило бы духа помочь другу умереть без мучений?! Хрена с два!

- Успокойся, - дал задний ход Сашка, - не здесь, и не сейчас. Дома будем разбираться.

- Ты сначала домой попади, умник! - не унимался Леший.

- А ну, заткнулись быстро, оба! - рявкнул Партизан.

От могилки Антона до железки шли молча. Под ногами то раскиселивалось, и тогда мы прощупывали дорогу шестами, то вдруг почва становилась твёрдой и каменистой. Слева, за озёрной гладью, виднелся лес: не чахлый и больной, как на острове, а настоящий - густой и зелёный. По правую руку - покрытая ряской топь, и, за ней, растопырившие голые ветви скелеты деревьев. Если присмотреться, можно увидеть истекающий слизью вонючий мох, которым эти мёртвые деревья обросли. Мы подошли к вынырнувшему из болота, перебежавшему через остров и ушедшему в озеро разбитому шоссе, и увидели вкривь и вкось торчащие вдоль железки столбы. Мы оказались у переправы.

- Не хочу я больше купаться, - пробурчал Леший, взбаламутив воду ладонью. Потом он осмотрел, даже зачем-то понюхал, мокрые пальцы. - А по-другому никак?

- Не боись, - подбодрил Партизан, - здесь мелко. Надо идти по рельсам, и, главное, не сворачивать. Ты по столбам ориентируйся. А на том берегу тебе понравится больше, чем в санатории, даю гарантию!

До обещанного санатория рукой подать, причём идти вброд шагов сто, не больше. Потом железнодорожная насыпь поднимается над поверхностью озера.

Когда Партизан залез в воду, гладь, в которой отражались жёлтые кувшинки, островки камыша, и перекосившиеся столбы, заколыхалась. Лесник бодро удалялся от берега. Савелий начал беспокоиться. До меня не сразу дошло, что пытается сообщить механик, но я тоже немного заволновался - на всякий случай. А когда сообразил, в чём дело, испугался по-настоящему - не за себя, за Партизана. В сотне шагов от берега вода заволновалась. Над поверхностью мелькнул пятнистый плавник, блеснула чёрная с зелёным отливом, лоснящаяся спина. Нечто большое, похожее на притопленное бревно, и, наверняка, хищное, вроде, неторопливо, а на самом деле быстро и неотвратимо, приближалось к леснику. Чуть в стороне появилось ещё одно чудище; размерами меньше первого, зато шустрее.

- Назад! - завопил Леший. - Партизан, вертайся назад!