Из давних времен Христианской Церкви

С леностью учеников соединялось крайне небрежное отношение к учителям. Об этом самое наглядное свидетельство дает одно описание отношений школяров к публичным речам учителей, на которых (речах) должны были присутствовать и ученики в целях образовательных. «Если ученики приглашались на публичную речь, то они далеки были от того, чтобы идти на нее также поспешно, как поспешно ходил раб, их приглашавший; еще менее у них было, хоть сколько-нибудь охоты идти поспешнее раба; нет, они тащились, точно их волокли на аркане. И прежде чем они войдут в залу, они уже возбуждали своей медленностью негодование присутствовавших. Но вот началась речь, и они вместо того, чтобы слушать, переговариваются между собой посредством жестов о публичных наездниках, мимистах, лошадях и танцорах, о происшедшем или же имеющем произойти состязании. Одни стоят подобно каменным истуканам, не шевельнут ни одним суставом, а другие обеими руками ковыряют в носу. Они рассаживаются, тогда как им приличнее было бы стоять. Некоторые из них нашли себе занятие в том, что считают тех, кто пришел в залу позже их, а другие находят удовольствие в том, что рассматривают какой-нибудь листок. Они охотнее опозорят оратора, чем заплатят ему внимательностью. Они мальчишествуют: без пути аплодируют, и тем препятствуют выражать действительное одобрение. Они выдумывают и пускают в ход разные слухи с тем, чтобы кого можно, отвлечь от присутствования на ораторском празднике, или же увлекали, кого могли, в бани (которые в Риме и Греции доставляли приятное времяпрепровождение) с той же злокозненной целью. Прежде было, замечает описатель, совсем не так; тогда один одно, другой другое запоминал из речи оратора, и общими силами старались восстановить всю речь, и печалились, если что-либо не могли вспомнить. Три или четыре дня после говорили по поводу речи» (вероятно, описатель припоминает здесь времена классической древности). Об истинном уважении к учителям не было и помину, ученики относились к ним пренебрежительно и гордо. Самые злые шутки проделывались над педагогами (педагоги – это что-то вроде помощников учителей; они репетировали с учениками уроки и содержали их в своих пансионах). Если педагог возбуждает неудовольствие в своих питомцах, горе ему. В подобном случае озорники позволяли себе следующее: они усаживали педагога на ковер (конечно, насильственно), хватали ковер за края и подбрасывали несчастного вверх, а сами разбегались. Иногда педагог успевал схватиться за что-нибудь и оставался невредим; но чаще случалось, что он падал на пол и больно убивался, так что сама жизнь его подвергалась опасности. Чтобы понять возможность подобных явлений, нужно взять во внимание, что в древности большая часть школ была частными заведениями, переход из одной школы в другую был свободен. А потому, чтобы не лишиться учеников, педагоги должны были сквозь пальцы смотреть на проделки учеников.

В особенности худо было то в дисциплинарном положении школ, что дети и юноши не отставали от взрослых в пристрастии к различного рода зрелищам. Учеников никто не останавливал и они тешились всем, чем тешились их отцы и вообще полноправные сограждане. Они присутствовали на конских ристалищах, во время состязания возниц и лошадей; они ходили в театры на представления так называемых пантомимов. (Августин. Исповедь, кн. 1, гл. 10).

Но что кроме худого они могли вынести отсюда? Ристалищные состязания были в то время каким-то беснованием. «Зрители, неотступно следя за колесницами, хлопали в ладоши, кричали изо всех сил, соскакивали с мест, наклонялись вперед, махали платками и одеждами, подгоняли криками лошадей той партии, к которой принадлежали, протягивали вперед руки, как будто хотели достать ристалище, скрежетали зубами, ссорились, грозились, бранились, издавали крики восторга и победы. Вот первая колесница достигает цели, раздается громкий крик восторга победителей вместе с проклятиями и ругательствами проигрывающих». (Фридлендер. Картины римских нравов, стр. 445).

Какая дисциплина позволила бы присутствовать на таких скачках учащимся детям, какая кроме языческой, на этих скачках, где взрослые теряли всякое человеческое достоинство? И что же видим? Дети и юноши уже «увлекаются кичливыми победами на ристалищах», «с большим любопытством устремляются на игры больших». (Августин. Там же).