Из Испании с любовью

Полковник для острастки пожурил их, но сам же понимал, что оба рассуждали здраво. Здраво и последовательно. Он поглядел на офицеров, которые как ожидали, что он это скажет. «Здраво рассуждать» – сделалось его привычным выражением, которое он с возрастом все чаще повторял при подчиненных, хотя когда сам слышал то же от начальства, не терпел. Скандал, когда чего-то просочится в прессу, может обернуться преждевременной отставкой, в которую ему по возрасту и так пора. Но уходить с таким пятном в досье он не хотел. Класть же свою голову на плаху, то есть признаваться в том, что вверенный ему отдел чего-то проглядел, не может справиться и надо подключать другие службы, – учитывая то, какие в это дело втянуты персоны, – пожалуй, тоже было преждевременно. Он верил в трезвый ум и оборотливость своих специалистов, на месте их он рассуждал бы точно так же и мог на это положиться. Астерион как более предусмотрительный был прав. Правда или нет, чего нашли на этой криптограмме, профилактической работой по предупреждению терактов и заказных убийств на территории страны ведает не их структура. При этом даже если покушение не состоится, его потенциальную возможность и организацию можно будет адресно списать на Мула, который, как его найдут, может испугаться правосудия, поддаться малодушию, чего уже не раз бывало в практике, и не доехать до России. Набившая на нем оскомину прокуратура, заваленная более тяжеловесными делами, от этого лишь радостно вздохнет. В то же время этот претендующий на президентский пост сенатор, на чью фамилию оперативно вышли аналитики, не так был выгоден кому-то, если на запрос о несанкционированном доступе в его компьютер служба, контролирующая всякие тому подобные претензии, решила ограничиться простым уведомлением. В противном случае поднялся бы переполох и на ковре у руководства, сначала двум его коллегам в ФСБ, а после и ему пришлось бы раскрывать все карты. Но если с ролью Странника

все сложится удачно, они на этом смогут выиграть, предупредив все неудобства связанные с Мулом, хотя бы в случае частичного провала.

Он снял очки, сложил и постучал их уголком по развороту папки.

– Короче, так…

Оба офицера ожидали, что он скажет. Субординация. Они могли хоть целый день глядеть ему в глаза: лицо не выражало ничего, за вычетом того, что требовала ситуация. Да, он мог бы одним махом отменил всю операцию, чего им надо было бы расценивать как недочет во всей уже проделанной работе; но это был бы и его просчет.

– Короче, так. Защита государственных персон – на наше дело. Я говорю об этом всеми уважаемом сенаторе. Я попрошу, чтобы за ним присматривали и чтобы держали вас обоих в курсе. Шум поднимать пока не будем. А то мне вон уж переслали по этапу тарахтелку: взлом личных данных. Направил, кому следует запрос, и жалуется.

Он спрятал в стол свои очки и строго посмотрел на подчиненных. Они стрельнули вбок зрачками и переглянулись.

– Мы тут не при чем. Это на Лубянке… Это аналитики перестарались. У них свое начальство, – сказали разом Хара и Астерион.

Расставшись с Марио, Маркос не хотел лишать себя возможности обследовать уж заодно и этот злополучный холм, поэтому как сел в автомобиль, решил проделать часть пути по той позаброшенной дороге, которой он сюда приехал. Легенда у него была отличная, и он за всю свою работу не мог посетовать на то, что был неосторожен. Но в каждом деле, которое пока что не лежит в твоем кармане, всегда есть доля риска. Как было оговорено в полученной шифровке, за Странником он наблюдал от самого аэропорта в Мадриде, узнав того по присланной из Центра фотографии. Инструкция предупреждала, что объект – не лох и наблюдателен. А Маркос знал, что есть такие люди, что могут тотчас же запомнить человека, даже если мельком где-нибудь того увидят. Так что лишний раз светиться перед тем в безлюдном месте не хотелось.