Из Испании с любовью

– Ага. Уж извини, я некомпанейский человек! Не то, что ты – счастливый. Так ты не меня имел в виду, когда об этике заговорил? – переспросил, посмеиваясь. – Ну-ну. Хоть и на том спасибо! Известно, яблоки червивыми бывают. Так что же их совсем не есть? Ты слишком много рассуждаешь. Я понимаю, это связано еще с болезнью роста. Я говорил уже: работать больше надо над собой. А в том, из каковых ты предпосылок будешь исходить, я сильной разницы не вижу. Так день за днем, пускай помалу, исподволь, но сосредотачивай свой взор на том, что скрыто. Улавливать мельчайшие подробности, входить в чужое состояние или умение воздействовать ситуацию – обычно не дается разом. Рассудочная целесообразность будет тут руководить тобой, или же ты будешь двигаться под парусом своих этических симпатий, – в тебе и то и это есть, – рассудишь сам, когда узришь божественный огонь в себе. И уж поверь, что это будет за границами любых теоретических пристрастий.

Глава 5

Припоминая эту их беседу, произошедшую задолго до отъезда, и, не пренебрегая познавательными элементами прогулки (один из методов, который он освоил, заимствовав такую же способность у Максима), Статиков неторопливо шел бокастыми, кокетливо виляющими улицами городка. Выводы из разговора представляли важность не только в отвлеченном плане, но и в практическом, более весомом отношении, поскольку отвечали на вопрос, зачем он оказался здесь, чего им движет, как именно и что он делает. Он понимал это еще и до поездки сюда, дома. Но там все было проще: он ежедневно делал упражнения по расслаблению и концентрации, а также ради заработка занимался переводами; внешняя же составляющая бытия, во многом хлопотами Маши, его почти, что не затрагивала. Предмет их разговора, – вера

или знание, из-за чего в истории всегда ломались копья, старая как мир дилемма. Своим порядком, как смысловое послесловие ко всей беседе, это относилось и к его работе. Если не считать того, когда он добивался этого искусственно, при долгом погружении в нее, случалось, возникали состояния душевного экстаза: не осознавая, как он это делает, и, не замечая ничего вокруг, он продолжал работать, минут на сорок выпадал из времени, испытывая после чувство эйфории. Понятно, что путь знания без озарения и искры веры тоже невозможен, во всяком действии есть стимул или свой противовес. Но если вдуматься, так эти состояния бывали у него и раньше, он ни на йоту не продвинулся в своем стремлении познать хоть часть чего-то необъятного. Видимо, он был в излишней степени рационален и самокритичен, чтобы узреть в себе тот просветляющий божественный огонь, о каковом все толковал Максим.