Из истории военной разведки

После занятия Вены Шульмейстер получил пост полицейского генерального комиссара этой столицы и оставался на нем до ухода французской армии. Здесь, так же, как в Кенигсберге, он исполнял свои обязанности, не притесняя жителей. Впрочем в этом отношении повеления императора были очень категоричны: он приказал войскам обращаться с населением возможно мягче.

Тогда-то и произошла встреча Каде-де-Гассикура с Шульмейстером. Каде-де-Гассикур участвовал в кампании 1809 года в должности аптекаря императора и плодом его участия был титул шевалье, майорат и целый том воспоминаний, достойный прочтения (Vovage en Autriche, en Moravie et en Baviere fait a la suite I'armee francaise peudant la compagne de 1809. Париж 1818г., in—80, VIII + 438 с). В оглавлении он характеризует Шульмейстера бывшим шпионом, ныне начальником венской полиции, человеком необыкновенным.

Вот его рассказ:

"Сегодня утром я познакомился с французским комиссаром, заведующим венской полицией. Карлом Сульместером. Он родом из Страсбурга, человек редкой смелости, невозмутимого хладнокровия и поразительной хитрости. Я очень желал видеть эту личность, о которой слышал массу удивительных случаев. Во время первых кампаний в Германии он был главным шпионом императора и оказал такие услуги, что сделался обладателем капитала с 40.000 франков ежегодной ренты. Тому назад 4 года ему поручили передать письмо нашего министра одному важному в австрийской армии лицу. Он пробрался в австрийскую армию в качестве немца-ювелира, имея совершенно форменные проходные свидетельства и довольно богатый запас бриллиантов и драгоценностей. Но на него донесли, следствием чего был его арест и обыск. Письмо было спрятано в потайном двойном дне золотого ящика. Его нашли и по глупости прочитали вслух в его присутствии. Осужденный и приговоренный к смерти Сульместер был передан солдатам, назначенным для его расстреляния; по случаю же позднего времени исполнение приговора было отложено до утра. В числе чинов приставленного к нему караула Сульместер узнает одного, французского дезертира, заводит с ним разговор, соблазняет обещанием денег, посылает за вином, пьет с караулом, подмешивает опиуму в вино, напаивает конвой, переодевается в австрийский мундир и скрывается с французом, успев, до возвращения к своим, дать знать лицу, которому было адресовано перехваченное письмо, о содержании последнего и о происшедшем случае; описанный факт может показаться вымышленным, но мне его засвидетельствовали более 20 старших офицеров, признающих, что Сульместер по ловкости единственный в своем роде делец. По страху же, внушаемому им венцам он стоит целого корпуса. Его наружность соответствует репутации. Взгляд его живой, проницательный, вид суровый и решительный, движения резки, голос твердый и звучный; рост средний, но сложение коренастое; темперамент желчно-сангвинический. Он прекрасно знает Австрию и мастерски очерчивает личности, играющие в ней видные роли. У него в Страсбурге несколько фабрик. Он не скрывает, что до исполнения обязанностей военного наблюдателя был начальником шайки контрабандистов в Эльзасе. Ремесло контрабандистов и полиции очень схожи, говорит он. На лбу у него глубокие шрамы, доказывающие, что в критические минуты он не отступал. Этот человек, имеющий столько общих черт с шиллеровским Карлом, отличается также щедростью: он усыновил и воспитывает двух сирот. Я говорил ему об "Анахоретах" и благодарил его за доставленную нам возможность наслаждаться этою пьесою (игранное в Вене сочинение Иффланда, автора либретто к "Волшебной флейте").

Я больше сделал, ответил он; владельцам книг, конфискованных цензурою, я отдал все, что нашел в архивах синдикальной палаты; я велел перевести на немецкий язык и отпечатать все запрещенные философские книги: Вольтера, Дидро, Гельвециуса, Гольбаха. Теперь все эти сочинения продаются на немецком и на французском языках. Истина должна проявиться, свет должен засиять. Вы просто не поверите, что венский архиепископ запретил "Дух законов" Монтескье, этот бессмертный труд, один экземпляр которого всегда лежит на столе в лондонской коммунальной палате, этот предмет постоянных восторгов величайших публицистов мира! Я запер монахов в их монастырях; за ними наблюдают, и они уже не могут проповедывать фанатизм в предместьях и госпиталях".

Это самый полный портрет Шульмейстера, оставленный современниками войн империи. Каде-де-Гассикур пропустил только одну подробность: Шульмейстер был рыжий, краснорыжий, причем цвет лица его соответствовал волосам. Тем более удивительно, что с такими характерными волосами и цветом ливр он ухитрялся делать себя неузнаваемым.

Странно также, что сын и брат лютеранских пасторов восхищался сочинениями Дидро, Гельвециуса и Гольбаха, что полицейский увлекался литературной свободой за несколько месяцев до того, как его начальник Савари приказал госпоже Сталь выехать из Франции в 24 часа и запретил журнал Германия.