Из киевских воспоминаний (1917-1921 гг.)

За это время я мог хорошо приглядеться к внутренней жизни «протекционного вагона». Наш вагон был сравнительно новый и чистый: это была вновь оборудованная, преобразованная теплушка, разбитая на салон и три купе. Ехали в ней, кроме нас, — как я уже говорил, — железнодорожник, комиссар, конторщик, барышня, а также каких-то трое рабочих. Барышня, как потом выяснилось, направлялась в рекогносцировку относительно возможностей перехода через границу в различных пунктах на нашем пути. Она имела в виду какую-то партию выезжающих, которых «взяла с подряда», и готовила им маршрут. Для этого, пользуясь знакомством, пристроилась в служебном вагоне; а чтобы не терять времени, использовала поездку также для некоторых коммерческих операций. Эти последние, видимо, составляли основную цель поездки и нашего инженера, и его конторщика, а, быть может, и комиссара. Во всех пунктах, которые мы проезжали, продукты были дешевле, чем в Киеве. Некоторые станции на нашем пути славились дешёвым маслом, а в пограничной полосе можно было добыть контрабандные товары из Польши: чай, сахарин и т.д. Все это закупалось нашими спутниками и сносилось в вагон. Чтобы всемерно использовать свой вагон, наши железнодорожники взяли с собой из Киева не только деньги, — происхождение которых нам было слишком хорошо известно, — но и нужные деревне товары, напр. серпы и т.д.

Меня поразило, что меновой торг производился ими почти совершенно открыто, без всякого стеснения, хотя железнодорожники не могли не учитывать, что рискуют подвергнуться большим неприятностям и скандалу в виде обыска со стороны страшной «Орт.-Чека»[154], а затем и конфискации товара.

Но соблазн использовать разницу в ценах на продукты был, по-видимому, уж слишком велик. Разница же в ценах происходила исключительно из-за нелепой политики советской власти, всячески затруднявшей перевозку людей и товаров, устанавливавшей «заградительные отряды» и т.д. Благодаря этим мерам, такой продукт как соль, ценился в Киеве дороже сахара и считался деликатесом, в то время как в Одессе, у моря, его было сколько угодно. Перевозить же соль из Одессы в Киев было, конечно, воспрещено. И в результате скорый поезд, курсировавший два-три раза в неделю между Одессой и Киевом, получил название «соляного поезда»: почти все пассажиры этого поезда везли в своём багаже контрабандную соль.

Вопрос снабжения городов продовольствием был в то время на Украине исключительно вопросом транспорта, так как деревня имела продукты, а город мог их оплачивать. Но из-за бессмысленного вмешательства власти в естественный процесс товарообмена получилось то, что разница в ценах на продукты в различных пунктах оказывалась колоссальная. Соответственно велик становился соблазн использовать всякую возможность свободных разъездов. Почти все прикосновенные к железнодорожному мирку люди имели эту возможность. И почти все спекулировали на продуктах.

Протекционные же вагоны были как бы нарочито созданы для таких «деловых» поездок.

* * *

Из наших стоянок наиболее томительной была последняя — на маленьком полустанке, в 20-ти верстах от нашей цели. Мы провели там целый день; жара стояла такая, что приходилось скрываться от палящих солнечных лучей, сидя на путях под вагоном.

Инженер с комиссаром уехали на дрезине вперед; они должны были прислать за нами паровоз, который бы отвез им вслед наш вагон. Но часы проходили за часами, и ни ожидаемого паровоза, ни какого-нибудь проходящего поезда не появлялось. Наконец, поздно вечером наши спутники возвратились на той же дрезине, на которой утром уехали.

Мы улеглись в довольно тревожном настроении и не успели заснуть, как в купе появилась ехавшая в нашем вагоне барышня. Она подняла нас со словами:

— Паровоза не будет. Вас сейчас отвезут на дрезине в Х. и сдадут дорожному мастеру. Вагон отойдет утром обратно в Киев.

Вскакиваем, приводим себя в порядок и выходим из вагона. Страшнейшая темень. Стоим на путях и ждем, пока неузнаваемые силуэты каких-то людей выносят из вагона вещи. Откуда-то появляются и оказываются рядом с нами трое рабочих, ехавших в нашем вагоне из Киева. Раздается жужжание приближающейся дрезины. Она останавливается подле нас. С трудом нащупываем в темноте скамейку, садимся. Дрезина трогается.

Мы едем часа три по лесу на одинокой рельсовой колее дороги. Погода сначала кажется приветливой, появляется луна; но затем небо заволакивается тучами, становится прохладно и нас пронизывает предрассветная сырость.

Наконец, доехали. Останавливаемся у домика подле шлагбаума. Идут будить дорожного мастера, который довольно неохотно соглашается принять нас до утра. Рабочие размещаются в пустом товарном вагоне.