Из крови и пепла

Он говорил так, словно почти верил в свои утверждения, словно делал это не потому, что ему просто нравится причинять боль. Но мне было лучше знать. Я знала, что сделал бы Мэзин, если бы мог, и видела выражение глаз герцога. Я видела это слишком много раз, когда совершала ошибку и не отворачивалась. Его взгляд говорил мне, что если бы я не была Девой, он причинил бы другой вид боли. Как и Мэзин. Я не могла сдержать дрожи при этой мысли.

Через мгновение на мое голое плечо легла рука, и меня охватило омерзение. Не только из-за прикосновения его чересчур холодной кожи, но и оттого, что я ничего не чувствовала.

Ничего.

Ни малейшего следа страданий, которые несут в себе все люди, неважно, насколько давно им нанесли вред. В герцоге не было никакой боли, как и у всех Вознесшихся. Хотя то, что я не чувствую чужой боли, должно было принести некоторое облегчение, у меня лишь мурашки бежали по коже.

Это нечувствительность была напоминанием о том, насколько Вознесшиеся отличаются от смертных и что делает Благословение богов.

– Пенеллаф, приготовься.

Я оперлась ладонью о стол.

В кабинете было тихо, если не считать глубокого дыхания лорда, а потом я услышала негромкий свист прута, что разрезал воздух за миг до того, как обрушиться на мою поясницу. Все тело дернулось от дикой боли, разорвавшей кожу. Первый удар всегда потрясает. Неважно, сколько раз я это испытывала и была ли к нему готова. Второй удар пришелся на плечи, обжег их, как огнем, и выбил из легких воздух.

Еще пять.

Обрушился следующий, и тело задрожало. Я подняла взгляд. Я не издам ни звука. Я не издам ни звука. От очередного удара мои бедра стукнулись о стол.

Кушетка заскрипела – это поднялся лорд Мэзин.

Кожа горела. Я прикусила губу, пока не ощутила кровь.

Я смотрела сквозь слезы на картину, где женщины в вуалях поклонялись богам, и гадала, насколько ужасны должны быть атлантианцы, чтобы боги дали Благословение Вознесения людям вроде герцога Масадонии и лорда Мэзина.

Глава 14

Когда я вышла из кабинета герцога, боги даровали мне небольшую милость. Меня ждал не Хоук, и это было отрадно. Не знаю, как бы я скрыла от него то, что произошло.

Вместо него рядом с двумя королевскими гвардейцами молча стоял Виктер. Когда я вышла в коридор, бледная, в холодном поту, ни один из гвардейцев не посмотрел на меня.

Знали ли они, что произошло в покоях герцога? Я не издала ни звука, даже когда лорд Мэзин подошел к столу, убрал мою руку с груди и уложил ее на стол рядом с другой. Даже когда шестой и седьмой удары полоснули мою спину, как молнии, а лорд Мэзин ловил каждый жадным взором.

Если гвардейцы осведомлены, я ничего не могу поделать ни с этим, ни с горечью позора, который обжигал сильнее, чем горела иссеченная спина.

Но Виктер знал. Это знание отпечаталось в глубоких складках вокруг его рта, пока мы шли к лестнице. Каждый шаг натягивал пылающую кожу. Он подождал, пока за нами закрылась дверь, и задержался на лестничной площадке, озабоченно глядя на меня светло-голубыми глазами.

– Насколько все плохо?

Я прижала к юбке дрожащие руки.

– Я в порядке. Просто нужно отдохнуть.

– В порядке? – Его загорелые щеки покрылись пятнами. – Ты тяжело дышишь и идешь так, словно каждый шаг дается с трудом. Зачем притворяться со мной?

Я не притворялась, но признаться в том, как мне плохо, означает дать Тирману то, что он хочет.

– Бывало хуже.

Ноздри Виктера затрепетали.

– Этого вообще не должно было случиться.

С этим я не спорила.

– Он рассек кожу? – настойчиво спросил он.

– Нет. Просто рубцы.

– Просто рубцы. – Виктер рассмеялся, хрипло и невесело. – Ты говоришь так, будто это просто царапины. За что тебя наказали на этот раз?

– Разве ему нужны причины? – Я улыбнулась устало и осторожно, словно от улыбки по лицу могли пойти трещины. – Его вывело из себя то, что я была недостаточно прилежна на занятиях со жрицами. И сегодня, пока я сидела в атриуме, туда заявились две леди-в-ожидании. Ему это не понравилось.

– Разве это твоя вина?

– А разве нужно, чтобы была моя?

Виктер уставился на меня.

– То есть вот поэтому он поднял на тебя руку? – нарушил он наконец молчание.

Я кивнула, глядя в овальное окошко. Пока я была в кабинете, солнце ушло, и лестница уже не казалась такой светлой и просторной, как раньше.

– И ему не понравилось мое поведение на вчерашней встрече. А это не самое малое оскорбление из тех, за которые он меня наказывал.

– Вот почему я говорил, что ты должна быть осторожной, Поппи. Если он так избил тебя только за то, что ты сидела в помещении, куда вошли посторонние, то что он сделает, когда узнает о наших маленьких авантюрах?

– Или если узнает, что я несколько лет тренируюсь как гвардеец? – Мои плечи напряглись, и кожа натянулась. – Конечно, он меня изобьет. И даст больше, чем семь ударов.

Золотистая кожа Виктера побелела.