Из майсов моей Бабушки

И ухаживала она за тем перекрёстком, где травку подкупает, деревья польет.

– Ба, мороженное продукт радостный, ну как так ?

– Так она его и продовала радостно, и говорила, что я с этого перекрёстка теперь только вперед ногами на своей коробке уеду. И что ты думаешь? Ее таки схватил инфаркт прям там, увезли в больницу, она выжила, но работать не смогла, но за перекрёстком тем всё время ухаживала, где окурок поднимет, то с веником подметет, деревья польет, в общем, ухаживала она за этим перекрёстком.

Где бы я ни был, на каком бы балконе я ни курил ночью , я все равно стою на тебе.

Через двадцать пять лет я снова встал на него, почему я сюда приехал? А я не знаю. Я стоял и стоял, спросите, о чем я думал,? Да ни о чем, я просто стоял.

Я вспоминал, как отец ловил такси, как мы с мамой шли в школу, как я провожал Ба.

Хотел бы я на него вернуться? Нет, не хотел, потому что наши перекрёстки у нас там, внутри. А когда мы на них встаём, есть немного разочарования. И когда ты садишся в самолёт и смотришь в иллюминатор, то ты опять на него встаёшь.

Из майсов моей бабушки или "антисемитская"

Ба уже была плохонькая, но что-то еще соображала, когда я впав в сентименты включил песню.

Тихо, как в раю,

Звезды над местечком высоки и ярки,

Я себе пою, я себе крою.

Опустилась ночь,

Отдохните дети – день был очень жаркий-

За стежком стежок – грошик стал тяжел.

Ой вэй!

Пел жалобно Шуфутинский.

Ба сидела на краю кровати и внимательно слушала.

– Это кто?

– Еврей один.

– Знаешь, кто самая плачущая нация ?

– Нет.

– Евреи. Вечно плачут, а че плауат, сами не знают.

– Ну типа из Египта вышли.

– Угу, 4000 лет назад вышли, до сих пор плачут.

– Ну, по пустыне 40 лет шли.

– Вот если тебя по пустыне 40 лет водить, тоже заплачешь. Но недолго. Память не должна быть длинной, и не должна быть короткой.

–Это как?

– Как, а вон Петро, сосед наш, у себя рядом с сараем выкопал туалет. Сверху деревянную будку поставил. Я ему говорю, зачем тебе такой туалет? Сделай нормальный унитаз. А он мне, дед мой на дырку ходил, отец ходил, и я туда буду ходить. Вот это называется длинная память .

– Ба, ну ты не права.

– Может я не права, но 4000 лет плакать тоже не гутенабен.  Вот войну пока помнить надо. Сколько евреев убили, сестру мою, тётку. А теперь, говорят, компенсацию платить будут. Пусть они ее себе в тухес засунут. Вот это память нормальная.

– Ба, а короткая по-твоему это какая?

– Это когда ты молоко на плиту поставил, а тут соседка пришла.

– Ба, а погромы, ты сама рассказывала?

– А кого не громили, думаешь, одни евреи под них попадали? Бандиты и всех остальных грабили, кто побогаче. Я тебе скажу, и среди евреев бандитов было, не дай Бог. Дед твой по малолетству у Мойши промышлял, по всей Украине гуляли. Все хороши, потому надо прощать и забывать.

– Ну, я так и не понял, почему евреи самые плачущие?

– А я знаю? Как с Египта вышли, так мы и плачем, живем небедно, все есть, уважают, а че плачут, не знаю. Видно, нам всегда самих себя жалко. У нас в Бийске жил один портной, костюмы шил. Так у него пять человек работало. Жил богато. Сукно у него было английское. Сам работал очень много. Заграницу свои костюмы отправлял и не плакал. А у этого грошик тяжёл, а у кого он с перо?

Из майсов моей бабушки или ее заповеди

– Па, а мы умрём?

– Ну, в общем, да.

– Па, и бабушка и дедушка умрут?

– Ну да.

– Па, а твоя бабушка умерла?

– Да.

– А ты по ней скучаешь?

– Да, очень.

– А какая она была?

Ба запустила в меня яблоком через весь коридор, я успел увернуться.

– Убью собака, ленивая твоя морда, я тебе оставила записку с заданиями.

Купить хлеба и майонез, забрать пальто из химчистки, вынести мусор, а твоя жопа даже не пошевелилась в этом направлении!

– Ба, ну забыл. Ща все сделаю!

– Не, мне нравится твое, "ща все сделаю"! Тебе 20 минут на оправдательный процесс. Как понял? Прием.

– Ба, меня уже нет.

– Его уже нет! – Еще одно яблоко полетело в меня.

Я поймал плод.

– Ба, нехорошо продуктами кидаться.

– Ах, твою мааааать, ну держись, шлемазел.

– Ба, чью мать?

Я смылся за хлебом, чтобы только Ба пришла в себя.

Выполнив все задания по записке, я явился домой.

– Садись обедать.

Я молча подсел к столу. Ба налила тарелку супа и поставила передо мной.

– Теперь слушай! – и понеслось… – Твоя мужская обязанность выполнять работу по дому, вне дома. Выносить мусор, заносить добро. И не дай Бог наоборот. Понял?

– Ага.

– Запомни навсегда.

К сожалению, я не всегда выполнял эту заповедь Ба.

– Па, а твоя бабушка злая была?

– Нет, дорогая, она была очень добрая и справедливая.

Я лежал дома с высокой температурой. Ба натирала мои пятки уксусом и приговаривала:

– Вот где ты мог так простудиться?

– Птичек ловил на приманку, замерз.

– Каких птичек?

– Ну, щеглов всяких, воробьёв.