Из Парижа в Бразилию

Протянув руку к траве, он вдруг почувствовал у себя в указательном пальце такую сильную боль, что невольно вскрикнул и поспешно выбросил поднятые было тростинки, думая, что он укололся шипом алоэ.

Взглянув себе на руку, он побледнел, несмотря на все свое самообладание.

Ужас леденил в нем кровь. Волосы на голове встали дыбом.

Вокруг его пальца, вцепившись в него сжатыми челюстями, обвилась маленькая змейка размером с ручку пера. Она была странного пурпурного цвета.

Глава III

Несчастье с Жюльеном. — Неожиданная помощь. — Средство от укуса змей. — Город Ибарра. — Катастрофа 1868 года. — На экваторе. — Вулкан, извергающий миллионы рыб. — Вулкан Кайамба, соперник Чимборазо. —

Несколько слов о столице Экуадора. — Единственный вид в мире. — Серьезное положение. — Чилийско-перуанская война. — Братья враги. — Воюющие флоты. — Блокада Иквикве. — Первое морское сражение.

Жак и проводник, услыхав крик Жюльена, бросились по только что проделанному проходу к изгороди.

— Коралловая змея!.. — вскричал проводник тоном, крайнего ужаса. — Это коралловая змея!.. Ах, синьор, синьор!..

— Как! — пролепетал Жак в невыразимой тревоге. — Неужели это коралловая змея?

Он насилу мог говорить. Язык не слушался его.

— Да это одна из самых ядовитых, каких я только знаю, — отвечал Жюльен, к которому тем временем уже вернулась вся его твердость. — Для укушенных ею мало надежды на спасение…

— Но ведь если так… — задыхающимся голосом произнес Жак. — Но нет, нет… Я этого не хочу…

Он не мог продолжать. Его душили рыдания.

— Да, друг, — спокойно продолжал Жюльен, — мне осталось жить не более часов четырех… Если только…

— Если только я не отсеку сейчас же палец, зараженный ядом гадины.

С этими словами он первым делом рубанул саблею змею, которая все еще висела на пальце.

Затем он бросил на землю свою ремингтоновскую винтовку, положил на приклад свой раненый палец и, замахнувшись саблей, приготовился нанести самому себе удар.

Жак закрыл глаза, с ужасом ожидая удара, который должен был искалечить его друга, и, быть может, безо всякой для него пользы…

Действительно, средство, выбранное Жюльеном для своего спасения, было поистине героическим.

Требовалась, во-первых, необыкновенная твердость, чтобы нанести самому себе удар, самого себя искалечить. Во-вторых, это средство было само по себе опасно, так как ампутация могла иметь очень дурные хирургические последствия.

Еще секунда — и удар был бы нанесен. Но случилось нечто такое, что совершенно неожиданно остановило его. Увидав, что собирается делать Жюльен, проводник вышел из оцепенения, в которое впал перед тем, и схватил Жюльена за руку в самый последний момент.

— Ты что, любезный? — спросил его Жюльен с некоторой досадой.

Ему неприятно было, что проводник задерживает его, тогда как результат операции зависел всецело от быстроты, с которою будет отсечен источник заражения.

— Не теряйте надежды, синьор, не отчаивайтесь, — отвечал метис. — Не режьте пальца. Ведь у вас другой не вырастет, — прибавил он наивно.

— На что же мне надеяться? — с горечью отозвался Жюльен.

— На излечение.

— Кто же меня вылечит и чем?

— Я вылечу.

Раненый с сомнением пожал плечами. Метис продолжал с горячностью:

— Взгляните, синьор: в пятидесяти шагах растет дерево, которое содержит отличное противоядие.

— А вдруг ты ошибаешься?

— Нет, синьор, ручаюсь головой. Да вот что: я пойду к дереву, ваш друг пусть идет следом, держа меня под прицелом своего ружья, если он сомневается во мне и боится, что я убегу. Если затем вы, приняв лекарство, все же не выздоровеете к нынешнему же вечеру и не будете в состоянии ехать дальше, то пусть ваш друг меня убьет.

— Хорошо, я тебе верю, — сказал Жюльен отрывисто. — Только поскорее, пожалуйста, а то я уже начинаю чувствовать дурноту.

Метис бросился к дереву и в одну минуту влез на него с проворством обезьяны.

Во время этого короткого разговора, оглушенный несчастьем Жак, не слыша сабельного удара, открыл глаза, но по-прежнему пребывал в каком-то оцепенении.

Затем он начал постепенно вникать в смысл слов метиса и наконец все понял.

Возродившаяся надежда вернула его к жизни. Жак приободрился и даже сам стал поддерживать друга, бормоча какие-то бессвязные утешительные слова.

Жюльен, хранящий по-прежнему хладнокровное спокойствие, как ни в чем не бывало следил за симптомами заражения, которые проявлялись все явственнее и явственнее.

Его распухший палец сделался сине-багровым.

— Теперь уж и поздно отрезать его, — сказал он. — Онемение распространяется на сустав, и вся рука уже начинает менять цвет.

— Что, тебе очень больно? — с тревогою спросил Жак.

— Нет, не очень. Только я чувствую головокружение и тошноту, но это пустяки.

— А проводник наш все не возвращается!