Из пережитого

   А тут пошла работа, пришла осень, и мой овес от ранней обработки и посева опять вышел лучше других. Туг уже увидели не одни старики, что Бог не наказывает за хорошую работу, и понемногу успокоились, и стали у меня перенимать и понемногу учиться.

   Был еще старик Иван Иванович, которого почему-то звали Сверчком. Был он хитрым и скуповатым, хотя и любил выпить. Он первый додумался извлечь для себя выгоду из своего отношения к церкви и священнику. Увидавши на моем примере, что Бог не наказывает даже "отступников", он решил, что "за малый грех" и совсем ничего не будет.

   Решивши так, он стал выжимать из платы священнику и за требы, и за домашние молебны и Христославление, давая ему вместо 50 копеек гривенник; вместо 20 -- пять копеек или три. Но когда на Крещение ходили на Иордань с крестным ходом и святили воду, Сверчок первым после этого приводил на Иордань лошадей и поил их святою водой, а для коров таскал ведрами, что не нравилось не только священнику, но и всему народу.

   -- Смотрите, -- говорили о нем, -- как батюшке платить, так он дает три копейки с рубля, а как святою водой пользоваться, так он и лошадей приводит!

   Но этого было ему мало, и он задумал нажить капитал, пьяненький он стал захаживать ко мне и толковать насчет псалмов и Священного Писания. Он сам читал когда-то Библию и считал себя за знатока в Писании. Но его привлекало ко мне не чтение Писания, а тайная надежда через меня нажить капитал. Он, как и другие, верил в темный слух о том, что я, отступивши от Православия, продал свою душу и мне за это Толстой платит 25 рублей в месяц. Моя кое-какая удача в хозяйстве от трезвости и трудолюбия объяснялась им по-своему и поддерживала уверенность в помощи мне со стороны. Будучи атеистом в душе, он также не прочь был продать свою душу и все разными намеками старался узнать от меня, есть ли такой порядок и верна ли такая сделка. Я с ним, конечно, смеялся на эту тему, но он не верил в мой смех и старался все больше и больше войти ко мне в доверие. Однажды он встретил меня на огородах (я вечером искал лошадей) и прямо приступил к делу.

   -- Ну, так как же, -- сказал он, -- я уже наполовину "ваш", а могу быть и совсем вашим, только как это насчет 25 рублей-то, верно ли это?

   Чтобы вызвать его на большее признание, я притворился, что ничего не понимаю и равнодушно спросил: "Ты что это, занять что ли у меня хочешь? -- так у меня таких больших денег не водится..."

   -- Я не шучу, -- досадливо сказал он, -- я и расписку подпишу своей кровью, только бы это надежно было.

   Я рассмеялся и сказал ему в лицо, что если бы такие дураки и водились, которые бы покупали души, так нам с тобой за наши не дали бы и по три копейки, а не только по 25 рублей, ну а из таких денег и разговор заводить не стоит.

   -- Да ведь я тогда и Богородицу в дом не буду пущать, -- поясняет он.

   -- Ну, это напрасно, не только Богородицу, но и нищих надо пускать и от них не запираться, -- говорю я, -- а Богородице, если Она придет, я и ворота растворю.

   -- Ну, с тобою пива не сваришь, -- злобно сказал он, -- а я думал, ты человек серьезный.

   После этого он ко мне перестал ходить и долго злобился.

ГЛАВА 37. БЕСЕДА С МИССИОНЕРОМ

   В августе этой же осени Тульский архиерей Парфений прислал ко мне миссионера для увещевания. Была еще уборка хлеба, мне было некогда. Мы сели с ним на завалинке, и я прямо поставил вопрос: в чем дело? Зачем я нужен? Миссионер видел мою досаду и усталость, но ласково заговорил:

   -- Я посетил вас по поручению владыки, чтобы узнать, какие у вас разногласия с Православной Церковью.

   Я сказал, что, изучая Евангелия, я не нашел в них установления Христом никаких Таинств и догматов, а тем более понятия о Его Божественности или необходимости длинных молитв, всяких прошений, служб и обрядов, а потому и перестал все это признавать и в этом участвовать.

   -- Для меня, -- говорю, -- Христово учение есть простое нравственное учение о жизни: как и в каких случаях поступать с людьми, и в своей жизни, чтобы меньше грешить и больше быть полезным всем. По этому учению надо Богу служить не внешне: обрядами и песнопениями, а самою жизнью: чистой, трезвой, разумной и трудолюбивой,

   163

   и не думать, что дурную и пьяную жизнь можно оправдать перед Богом молитвами, покаянием и службами. Попутно я привел много текстов из Евангелий в подтверждение своих мыслей.

   -- Все это приятно слышать, сказал он, вот только вы впадаете в ошибку в своем самомнении, признавая одну часть текстов и отрицая или не читая других.

   И он стал долго и подробно, но очень неубедительно объяснять мне церковное понятие евангельских притч, поучений и изречений, на каких основывается церковное построение о Таинствах, догматах и ее иерархии.