Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта

К концу войны некоторые из новоявленных крупных спекулятивных акул имели собственные особняки в 20 и 30 комнат, обслуживаемые десятками лакеев, камеристок, истопников, швейцаров, и текущий счёт в банке, измеряемый десятками миллионов франков. Когда дело стало приближаться к развязке и начал обрисовываться час расплаты, эти рвачи-миллионеры, превратив в золото всё своё имущество и раздав миллионные взятки чиновникам гестапо за право выезда из Франции, направились в Швейцарию, Испанию, Швецию, Аргентину и другие нейтральные страны. Многие из них, вероятно, и по сей день пожинают там плоды своей деятельности в те годы, когда на русских просторах лилась русская кровь, а они опускали в свои карманы миллион за миллионом и не выходили из приёмных и кабинетов гитлеровских магнатов.

Но конечно, не белоэмигрантские акулы составляли главную массу предателей, торговавших с врагом, топтавшим одновременно и русскую, и французскую землю. Число французских коллаборационистов, наживших десятки и сотни миллионов франков на торговле с гитлеровской Германией, было неизмеримо выше, а их удельный вес в прогитлеровских кругах — во много раз больше, чем вес белоэмигрантских нуворишей, спекулировавших на несчастьях французского народа.

С приходом в Париж германских оккупационных войск возник вопрос о дальнейшем юридическом статусе русских эмигрантов во Франции. Единого управляющего этой эмиграцией центра никогда не существовало.

Теперь настали иные времена.

«Тотальная психология» охватила большой круг белоэмигрантов. То там, то сям раздавались голоса, что для их собственного блага необходима «твёрдая власть», что пора заняться чисткой и выкинуть прочь всех «слюнявых интеллигентов», милюковцев, колеблющихся и весь вообще «неблагонадёжный» элемент, косо смотрящий на идеологию фашизма. Эти идеи нашли полную поддержку в гестапо. Возможно, что они и шли оттуда.

Первым «фюрером», вставшим во главе вновь созданного комитета по белоэмигрантским делам, сделался, как уже говорилось, «светлейший князь» Горчаков. Фигура эта была весьма заметной на довоенном горизонте «русского Парижа». Был ли «светлейший» назначен органами гестапо или занял пост белоэмигрантского «фюрера» самовольно — сказать трудно. Сам он ежедневно повторял, что самостоятельно организовал свой комитет с единственной целью «помочь бедным эмигрантикам в беде» и вывести их из состояния безработицы.

В деньгах «светлейший», по-видимому, не нуждался. Он был одним из тех немногих представителей аристократического мира царских времён, которые к моменту революции имели за границей недвижимое имущество или крупный банковский текущий счёт. Жил он в предместье Парижа Нейи в собственном доме и никаким производительным трудом не занимался.

Личность эту в довоенные годы можно было считать скорее комической, чем какой-либо другой. Занимал он крайне правый фланг на белоэмигрантской политической кухне, громогласно проповедовал дома, в гостях, на собраниях и даже на улицах, что причина всех несчастий в мире заключается в том, что развелось очень много республик, а количество монархий, наоборот, катастрофически уменьшается. Слыл он за чудака, сумасброда и за человека, у которого «не все дома». Но окружающих он больше забавлял, чем им вредил.

С первых же дней оккупации Горчаков стал устраивать «бедных эмигрантиков» на работы в Германии. Одновременно связался с парижской префектурой полиции и, как он сам говорил, чуть ли не ежедневно выручал их там из беды. Окружающим он заявлял:

— Уж такая моя доля — валяться в ногах то у немцев, то у французов и вымаливать у них прощение для наших накуролесивших соотечественников.

Сегодня он отправлялся в гестапо, чтобы выручить какого-нибудь «бедного эмигрантика», арестованного за не особенно учтивое отношение к солдату или офицеру оккупационных подразделений вермахта. Завтра — к префекту полиции ходатайствовать за другого, который на радостях по случаю занятия Парижа немцами напился пьян и ударил по физиономии первого попавшегося ему на дороге французского полицейского. Оттуда он шёл в «Arbeitsamt» узнавать, какое количество рабочих требуется на сегодня, какие специальности нужны, куда им придётся ехать, сколько им будут платить и когда состоится отправка.

Всё свободное от хождения время Горчаков проводил в своём комитете. Не в пример другим «фюрерам», пришедшим ему на смену, он поместился в очень убогом помещении в центре «русского Парижа» — на улице Оливье де Серр. Окружающим он говорил, что на наём помещения и содержание технического персонала он тратит исключительно свои собственные деньги. Поверить этому было трудно. Можно думать, что в первые дни и недели оккупации гестапо ещё не разработало плана управления делами белой эмиграции и что его «фюрерство» действительно было самочинным. Но едва ли может быть какое-либо сомнение в том, что вербовка нужной до зарезу Гитлеру рабочей силы производилась им не только с благословения, но и при материальной поддержке пресловутого «Arbeitsamt».