Из Псковской губернии

— Съ первины, осенью, снтокъ жирный; положишь въ печь — стекаетъ, да и ссыхаетъ: съ двухъ мръ одна выходитъ; стало утирки (потери) много бываетъ, а весной снтка сушишь — съ прибавкомъ выходитъ: положишь четверикъ — полгарица прибытку будетъ. Снтка труднй сушить, чмъ хохлика; а какъ другой разъ привезутъ много — просто совсмъ смаешься; въ большомъ запас, да коли оба жерника знающіе — много наловятъ.

— Зимой два жерника?

— И зимой и лтомъ бываетъ по одному, бываетъ и по два, какъ случится, — отвчалъ печникъ: большой запасъ — два жерника; малый запасъ — одинъ!…

— Который же старше?

— А оба старшіе, — отвчалъ тотъ: всякъ на своемъ крыл; сойдутся вмстяхъ, вмстяхъ и совтуютъ. Жерникь великое дло; бываетъ: хозяинъ запаса за ловца, а работникъ за жерника, коли у работника въ голов больше, чмъ у хозяина: такъ на лову хоть какъ ругай жерникъ хозяина, тотъ слова не сметъ сказать. Случается — побднй народъ скопляется, такъ ставятъ вс по частинк, а все-таки слушаютъ только двухъ жерниковъ.

— У котораго жерника бываетъ больше гребцовъ? спросилъ я у Алекся едоровича.

— Который подъ втромъ — тому меньши, отвчалъ онъ, а который идетъ на втеръ — тому больше надо.

Въ это время подошелъ къ намъ старый ловецъ, толковавшіи о пост по пятницамъ: ему тоже Алексй едоровичъ налилъ стаканъ чаю.

— Зимній ловъ лучше, сталъ онъ говорить: зимою, пока еще снгъ не палъ на ледъ, сквозь ледъ все видно; вотъ сдлаютъ пролубь, запустятъ запасъ и станутъ тянуть къ корыту [13]; станутъ тянуть занасъ полегонечку, а жерникъ ляжетъ ничкомь на ледъ. Нтъ снтка — жерникъ лежитъ смирно; станетъ показываться снтокъ — жерникъ станетъ подыматъ ногу; подыметъ и опуститъ, подыметъ и опуститъ; а какъ много попадетъ снтка — ногу подыметъ и не опускаетъ; закричить — чтобъ тянули запасъ проворнй, кричитъ, ругаетъ! Тогда и ребятамъ веселй тянуть; тянутъ, кричатъ: „тяни, ребята, тяни! у жерника нога въ стояченьи. Знамое дло, снтка много — тянуть надо сильнй: не то снтокъ уйдетъ.

— При ловц скажи-ко ты про зайца или лисицу, сказалъ мн, смясь, Алексй едоровичъ.

— Отчего не сказать? вдь ты говоришь?

— Я человкъ старый, — отвчалъ онъ: меня тронуть не посмютъ; а ты не говори; ловцы за это сердятся гораздо: дурная примта; да къ тому жъ у насъ дурнаго ловца заячникомъ дразнятъ. Кому надо сказать заяцъ — назови — кривень; надо сказать лисица — говори — хвостуха; тогда ничего.

— А вотъ было, братцы мои, смху, сказалъ молодой бловолосый, съ самою добродушною физіономіей, ловецъ, который, прислушавшись къ нашему разговору, подошелъ къ намъ: вотъ было смху: пришелъ на тони къ намъ со Звнковца Ванька Карышъ [14], мы и подступили къ нему: „Какихъ, молъ, ты зврей знаешь?“ — Тотъ сдуру-то: „Я, говоритъ, знаю: волка, лисицу, зайца“… Только онъ вымолвилъ то слово, на него вс кинулись, раздли, и давай пороть передниками (кожанными); а вотъ ддушка сталъ приговаривать: „Насъ двнадцать братовъ, тринадцатая камора, четырнадцатый Микола, пятнадцатый Петръ-Павелъ; а ты, гузка, лежи, не поворачивайся, говори — не проговаривался!“ Выпороли на эти слова — и пустили… То-то смху было!..

Побалякавъ еще немного, мы съ Алексемъ едоровичемъ простились и похали къ Опскову (Пскову).

— Вотъ здсь былъ городокъ, сказалъ мн Алексй едоровичъ, указывая на лвый берегъ Великой, когда мы немного прохали погостъ Устье и Назимовскую гору.

— Чей же такой городъ былъ?

— Говорятъ — царицы Ольги, отвчалъ онъ: да тому быть нельзя.

— Почему же?

— За что [15], а за то: этотъ берегъ (западный) весь край забранный; да и этотъ (восточный) пустой былъ. На нашей сторон былъ Сороковой боръ, и въ томъ бору жилъ вольный народъ: холопъ бглый, такъ — какой гршникъ (преступникъ).. Забгутъ въ какую деревню: прикажутъ пиво варить; а не то — грабить… Бывало, поймаютъ которыхъ — вшать… Бабка моя жила 120 лтъ, сама видла вислицу въ Чертовомъ Ручью, что для такого народу была сдлана — Воина была частая: то Шведъ подойдетъ, то Литва, то Нмецъ изъ-подъ Риги; пройдутъ, да вплоть до самаго Опскова и вычистятъ; ну, до Опскова вычистятъ, а въ самый Опсковъ ни разу никто не входилъ, ни одинъ злодй. А остатняя война Шведская: дошелъ Шведъ до Печоръ — да и полно! А прежде Литовскій царь Баторій подступалъ: на Терёх въ монастыр Пантелеймоновомъ шатры разбивалъ; въ Лыбут, 17 верстъ вверхъ по воды, прямо переправлялся со всею своею силою.

— Лыбута [16]

городъ или село?

— Нтъ, просто деревня.

Надо замтить, что здсь погостами называютъ села, селомъ — сельцо, т. е. гд есть барскій домъ; а деревнею — гд нтъ ни церкви, ни барскаго дома.

— Только эта деревня знатна гораздо за тмъ: въ той деревн Лыбут родилась царица благоврная Россійская Ольга; родилась она въ крестьянскомъ званіи и была перевозчицей; а за тмъ, что гораздъ изъ себя красавица была, да и гораздъ хитра была — царицей сдлалась, а тамъ во святыя вошла.

— Какъ же такъ это случилось?

— А вотъ слушай: съ первоначалу жизни, немного по посл была, какъ сказано, Ольга крестьянка перевозчицей въ Лыбут. Разъ перевозитъ она князя Всеволода…

— Какой такой князь Всеволодъ?