Из рода Мартинес. Фрэнсис. # 1

Пропитав марлевку настойкой дегилия, и содрогаясь от отвращения, обмотала ветошью обломок и ухватившись за него как можно крепче, взвыв от ужаса, изо всех сил рванула инородное тело.

Раздался хруст и отвратительно причмокнув, наконечник покинул тело сына Седрика. Умирающий резко выгнулся, глаза широко распахнулись, захрипев, он судорожно дернулся, но тут-же расслабившись, вновь опустил ресницы и затих. Обеспокоенно взглянув на обмягшее тело, я все ещё зажимавшая руками отверстие в груди Баргура, невольно ослабила хватку, но хлынувшие реки крови заставили отмереть и взяться за дело.

…Хриплые стоны, словно раскаленные иглы, вгрызаются в мозг и с трудом поднявшись, бреду в сторону, где уже третьи сутки мечется сын Седрика

Сама полу-больная после бессонных ночей и усталости, склоняюсь над мучителем и тронув обжигающий ладонь, лоб, раздражённо ворчу – Я сделала только хуже. Нужно было позволить ему умереть. Кем бы ни был этот человек, он не заслуживает таких мучений. Никто не должен настолько сильно страдать.

Жар ни на минуту не спадал с того самого дня, как зашив и обработав рану, я уложила несчастного на топчан.

Дети Маргарет Вейл лекари по призванию. По зову сердца, если угодно. Но в данный момент ощущаю себя неловкой и беспомощной девчонкой, глядя как содрогаясь от приступов лихорадки сын Баргура время от времени выныривает на поверхность и распахнув веки, слепо шарит глазами по потолочным балкам. Терзает упрямо изогнутые губы. Он так себя искусал, что я только успевала утирать ручейки крови с его подбородка. Сын Седрика не кричит, и почти не стонет. А вот я иногда это делаю, проклиная себя за глупость и чрезмерную самоуверенность.

На четвертые сутки температура спала. Но на смену ей пришел озноб. Парня подбрасывало так, словно через его тело пропускали электрический разряд. Боясь, что швы разойдутся, мне пришлось привязать поселенца к тахте. К вечеру руки и ноги его обледенели, а дыхание стало редким и прерывистым.

И я с обреченностью наконец признала; дни бедолаги сочтены, началось заражение.

К пяти утра Баргур расслабился и затих. А я, измученная, истощенная физически и морально, немедленно провалилась в сон.

Едва разлепив налитые тяжестью веки первое, что я увидела- лучи солнца на отсыревшей стене подвала. В лучах этих было нечто неправильное. Стараясь понять что именно, я нахмурилась и и тогда то и пришло озарение. Судя по положению солнца, время послеполуденное. А это значит, что мой сон длился не менее шестнадцати часов. За всё время раненный ни разу не потревожил сон, а это означает…в общем, очень нехорошее предзнаменование.

В комнатке стояла абсолютная тишина, ни тебе хрипов ни свистящего дыхания. Вновь сомкнув веки я выдохнула – Поселенец умер. И скорее всего уже давно.

Через силу заставив двигаться непослушное тело, поднялась на ноги и приблизилась к лежащему, чтобы тут-же с изумлением присвистнуть. Грудь парня размеренно вздымалась и опадала. Всё ещё не доверяя собственным глазам, я протянула дрожащую ладонь и коснулась запястья сына Седрика. Ни жара ни озноба. Ровное сердцебиение, как часы. Стараясь сдержать рвущееся наружу ликование, пробормотала – Вот же, какая штукенция. Ты живой.

Раньше мне не доводилось настолько близко наблюдать мужское тело. Да честно сказать, и издали то его не видела. При приближении поселенцев я предпочитала отворачиваться и спасаться бегством. Но теперь была поражена тем, насколько мы различны. Сын Седрика Баргура был, гхм…другой. Совершенно не такой, как я или Велма.

Испытывая смущение, а так же огромный интерес, я в смятении осматривала его стройное длинное тело, так беззастенчиво распластавшееся передо мной

Мысли всплывали в голове и словно жертвы кораблекрушения, шли на дно. Ни один здравомыслящий мужчина никогда не приблизиться к дочерям Мартинес, не коснется ни рукой ни взором. Не осквернит тела и духа. Ты не должна забывать об этом, Фрэнсис. Мы все лишены того, что позволено остальным. Ослушаешься- погибнешь. Тебя уничтожат, как впрочем и того глупца, кто посмеет быть рядом. И он и ты, оба станете изгоями, непростительной ошибкой своего рода. Это тяжёлый крест, он преследует всех дочерей Маргарет. Как наши глаза и волосы

Гневно тряхнув головой, я поспешно отвела взгляд от раненного и на всякий случай отступив подальше, проворчала— Вот так. И впредь нужно более тщательно следить за собой и своими мыслями, Вейл. Он чужак. Опасный чужак. Каким бы невинным он сейчас не казался, сын Баргура, в первую очередь, солдат. А солдаты умеют убивать. Чтобы помнить об этом, достаточно потянуть носом. Время беспощадно и уже запустило механизм разложения, вонь со стороны площади долетала до самых отдаленных уголков Упадка. Ещё немного и дышать станет намного тяжелей. Тогда нужно будет поторопиться и убраться из города как можно дальше. Колонисты Авлера и поселенцы несут смерть и разрушения повсюду, где они появляются.