Из сборника "Рассказы о путешествиях"

Я осмотрелся. Этот рейс забит битком. В очереди, которая медленно продвигается к стеклянной перегородке паспортного контроля, я вижу фигуру хиппи с черными усиками и в подозрительных очках. Может быть, это радист террористической группы? Я ищу глазами его дублера, вооруженную личную телохранительницу от пассажиров. Но не нахожу. Такие бывают только в "Эль-Аль".

Израильские пассажиры по привычке сбиваются в кучку. Через некоторое время появляется усиленный наряд немецкой полиции с автоматами, который берет нас под строгое наблюдение. Остальные пассажиры безмятежно сторонятся, не обращая на происходящее никакого внимания, словно нас вообще не существует. Мы виновато склоняем головы и делаемся как можно меньше. Это не очень приятное чувство — играть среди народов Земли роль вечного нарушителя спокойствия. Французы летают спокойно, поляки летают спокойно, арабы летают спокойно, и только евреи смущают покой в каждом аэропорту. Этакая заносчивая, агрессивная раса, если цитировать одного покойного президента Франции.

Перед входом в отдельных кабинках каждый проверяется дежурным служащим и готовит свой багаж для контроля. Исследование, которое распространяется и на содержимое самого путешественника, действительно утомительное. Должно быть проверено каждое место багажа, опустошена каждая сумка, и даже бесстыдно пустые кошельки предъявляются к проверке. Детективы запускают руки в чемоданы, вытаскивая наружу грязные носки, открывая каждую коробочку и концентрируя внимание на всех металлических предметах. Они занимаются этим надоедливым процессом не столько ответственно, сколько дают мимикой ясно понять, что при этом думают:

"Если бы не ваши цыганские рожи, стали бы мы напрягаться!".

А вечный Жид стоит тут, среди полупустых чемоданов и снова распихивает в них свои пожитки, с игрушками для своих детей в одной руке, ключом от чемодана в другой, и чувствует себя почти арестантом.

— Хальт! — рявкает на меня следователь-судья. — Что это у вас?

— Фотоаппарат.

— Вы им сами пользуетесь?

Я уж и не знаю, как можно пользоваться собственным фотоаппаратом иначе, чем самому, но ограничиваюсь молчаливым кивком. Это его убеждает. Он мне также коротким кивком дает понять, что я свободен. В соседней кабинке моя жена пытается упаковать обратно вынутые вещи так, чтобы закрылся замок. Это продолжается адски долго. Снаружи уже слышны возмущенные крики ожидающих. Некоторые нетерпеливо стучат в дверь кабинки.

Как всегда. Задержки, шум, нервозность, волнение. Одно слово: евреи.

Обвожу взглядом аэропорт. В зале ожидания Арабских авиалиний сидит культурный джентльмен со своей дамой и культурно беседует или просто культурно расхаживает взад-вперед. Никакого беспокойства. Они же граждане уважаемого средиземноморского государства. Они совершенно убеждены в том, что только воюя народ может защитить свое достоинство. Персонал аэропорта бережет и любит их. Ведь арабы — представители древней культуры. А мы представляем мрачный Левант. Я подхожу к группе, которая ожидает приглашения на посадку на Дамаск. Они так же выглядят беззаботными и спокойными, как и подобает нашим соседям. Они знают, что могут нам доверять. От нас нечего ждать угона самолета. А вообще-то жаль. И я мысленно представляю себе жесткий мужской голос, который они услышат высоко в воздухе:

"Внимание! Говорит ИДФ, Израильский демократический фронт освобождения Самарии и Иудеи. Самолет захвачен нашими коммандос. Всем соблюдать спокойствие и оставаться на местах, чтобы с вами ничего не произошло…".

Действительно, жаль.

Отдельный автобус в сопровождении двух полицейских бронетранспортеров везет нас к самолету, ожидающему в заброшенном, заросшем травой углу на дальнем конце аэропорта.

Одновременно с нами с центральной полосы взлетает гордый орел Арабских авиалиний и берет курс на Дамаск.

Голландия

Бали, Бали

— Не могли бы вы нам порекомендовать какой-нибудь хороший ресторан, — обратились мы в Амстердаме к портье своего отеля, когда настало время ужина.

Мы были очень голодны, самая лучшая из всех жен и я. Уже три дня мы исследовали один за другим голландские рестораны, отчасти руководствуясь собственным инстинктом, отчасти — ценами меню у входа. Собственно, цены нас не очень трогали, чаще — инстинкт. Например, наш последний обед состоял из нарезанного тончайшими ломтиками сырого мяса. Этакий голландский деликатес, как нас уверяли. Потому-то и были мы сейчас так голодны. И потому решили, наконец, отыскать заведение с нормальным, щедрым меню.

— Если вы, действительно, хотите хорошо поесть, — сказал портье, — я вам рекомендую индонезийский ресторан.

Я счел своим долгом развеять его заблуждения:

— Видите ли, Индонезия не поддерживает дипломатических отношений с нашей страной.

— Но здешние индонезийцы — довольно славные ребята, — возразил он. — Они любят иностранных туристов.

Ну, что же, в таком случае можно попробовать. Мы направились к самому горячо рекомендуемому ресторану "Бали" и встали в очередь ожидающих, где нас приветствовал, как до нас впоследствии дошло, индонезийский метрдотель.