Вынул из пачки одну кредитку. Вынул и ахнул: двуглавый орел, цепляясь когтями за державу и скипетр, подобрал под себя гербы всех покоренных народов, – даже Финляндию, заодно с бароном Маннергеймом! Медлить было нельзя: скандал грозил обернуться склокой в союзном лагере… Могло сорваться наступление Юденича на Петроград из-за такой ерунды, как архангельские деньги. Ведь столько было приложено стараний, чтобы Маннергейм не особенно-то дулся на Колчака, и вот… Русский орел, возрожденный в Архангельске, снова вцепился в финляндский герб.
Уилки предстал перед Айронсайдом.
– Генерал! Вы видите русскую кредитку?.. Здесь сказано: «имеют хождение по всей империи». Империи, генерал! Но кто же сейчас из русских пойдет воевать за империю? Наконец, здесь прямо написано, что кредитки размениваются на наши фунты, имея равное с ними хождение… С чего они взяли, русские шалопаи, что эти бумажки могут равняться по нашему великому бронебойному фунту?
– В самом деле, – присмотрелся Айронсайд к рисунку денег, – к чему Миллеру такая помпезность? Деньги – это… только деньги, их носят в кармане, а не вешают по стенкам! Вы правы, Уилки: дай русским волю, и один кавторанг Чаплин пропьет нас за одну ночь с потрохами вместе! Что вы советуете, Уилки?
– Самое главное, мой генерал, – орла надо ощипать…
«Щипать» пришлось самому Миллеру, – эта работа тонкая. И карандаш тонко заточен, как скальпель хирурга перед операцией. С головы орла первой упала корона, вырваны из лап регалии власти – держава и скипетр. Хоть плач, до чего жалко! Что же останется от России? Наконец, дело за гербами…
– Англичане сами ненормальные, – злобно пыхтел Миллер, занимаясь страшными ампутациями. – Что они хотят видеть на наших деньгах? Корочку хлеба? Или одного архангела Гавриила? Боже мой, остался от орла один хвост… Что делать с хвостом? Выдернуть нельзя, ибо на хвосте андреевский крест… Я запутался!
Миллер в отчаянии отбросил карандаш. А когда тиснули следующий тираж, то весь орел был забит черной краской. Кто это сделал – так и не дознались (наверное, англичане). А за окном бурлила, вся белая от пены, Северная Двина, в зное первого жаркого дня скользили паруса. Город был украшен союзными флагами – готовилось парадное чествование дня рождения английского короля.
Марушевский велел остановить автомобиль возле тюрьмы.
– Что тут происходит? – недоумевал он.
Толпа зевак топталась вдоль сквера. Ворота тюрьмы были распахнуты, на бульвар вывели из камер арестантов, посадили их, как школьников, по скамейкам, а генерал Айронсайд похаживал под деревьями, лично выбирая пополнение в Дайеровский батальон.
– Дичь! – говорил он внушительно. – Вы когда-нибудь видели, чтобы солдат получал на завтрак куропатку и десяток новозеландских яиц?
Конечно, никто такого не видел.
– Вот! А в Дайеровском батальоне вы будете это иметь… Один рослый детина поднялся со скамейки и стал гулять нога в ногу с генералом Айронсайдом. Нахальное поведение арестанта поразило британского полководца.
– Зачем вы встали? – спросил он.
– Я устал сидеть, – ответил арестант по-английски.
– Вы большевик?
– Да.
– Кем были?
– Комиссаром…
– Желаете ли служить в Дайеровском батальоне?
– Желаю. Комиссаром!
– Вы мне нравитесь, – сказал Айронсаид.
– Вы мне тоже, генерал.
– Что собираетесь делать после войны?
– Я, генерал, недоучился в школе Ашбе в Мюнхене, и хотелось бы продолжить художественное образование.
– Отлично! За чем дело стало?
Комиссар заложил два пальца в рот и свистнул.
– Братва, – сказал, – прошу не чикаться. Не ждите второго приглашения в Дайеровский батальон… Стройтесь сразу!
Айронсаид забрался в машину Марушевского, поехали вместе.
– Поздравьте: батальон капитана Дайера отныне можно смело назвать полком, а тюрьма очищена для новых постояльцев… Что скажете на это?
Марушевский сказал – обескураженно:
– А вы заметили, какое лицо у этого комиссара?
– У него лицо художника. Артиста!
– Верно. Может, вы заметили, что он подмигивал?
Айронсаид весело рассмеялся.
– Это вы заметили, – сказал он. – Но вы не заметили, что я ему тоже подмигивал… А вы, – заговорил совсем о другом и уже серьезно, – все-таки решились на путешествие в Хельсинки?
– Да. Хорошо, что успели замазать финский герб на кредитках.
– Но зачем вам ехать в Хельсинки? – стал отговаривать его Айронсайд. – Все, что вам необходимо узнать о положении в армии Юденича, вы можете узнать из Лондона… через меня!
«Чего он боится? – размышлял Марушевский. – Потерять самостоятельность в войне на севере? Или им не хочется, чтобы мы узнали правду о близкой катастрофе? В любом случае Айронсайд ведет себя неискренне: он же – уходит, уходит, уходит…»
Но Айронсайд заговорил далее, опровергая размышления генерала Марушевского:
– Вы, может, думаете, что мы уходим? Вы ошибаетесь. Нас ждут великие события. Две бригады из метрополии идут к нам в Архангельск. Направление – Котлас, назначение – прежнее: связь с армией Колчака… Генерал Юденич еще лопнет от зависти!