Из железного плена

Обстановка вокруг него переменилась, это Ивашов чувствовал по лицу Мейера и Клары, которая по-прежнему ухаживала за ним. Из-за ранения в плечо, когда осколок разорвавшегося байцера рассек ему мышцу, Александр не ходил в бассейн. Доступа в — лаборатории по-прежнему не было. Изредка звонил по видеофону Экерюд и справлялся, как идут дела у русского профессора. А дела шли неважно, хотя плечо быстро заживало, а на лице и руках уже зажили следы ссадин и ожогов.

Ивашов, по установившейся за последние три дня привычке, неподвижно лежал на кровати в спальне и мучительно размышлял, что же ожидает его дальше.

Погода снаружи переменилась, ярко светило солнце, заставляя его задергивать шторы. Океан успокоился, и лишь мелкая, еле видная с высоты рябь тревожила поверхность вод. Штиль. Затишье. Чем оно кончится?

С особенной остротой пробудилась в Ивашове тоска по родине. Ночами снились шумные московские улицы, полные пестрой разговорчивой толпы, снилось Подмосковье со снежно-белыми березами и высокими стройными соснами. Снились даже запахи родной земли и, пробуждаясь на рассвете, он чувствовал, что грудь разрывается от переполнявшей его тоски. Окружавшие стены казались призрачными и нереальными, хотелось проснуться в своей московской квартире, выйти из дома и поехать на работу, почувствовать себя частицей огромного человеческого организма советского общества, частицей, выполняющей работу, которая может принести счастье миллиардам людей.

В соседней комнате раздался настойчивый стук в дверь. Александр повернул голову и прислушался. Стук повторился, нетерпеливый, требовательный. Хотя на двери не было замка, Мейер всегда стучался. Ивашов нехотя поднялся с кровати и прошел в кабинет.

— Войдите! — крикнул он.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Отто, источая приторную улыбку. Вместо привычного голубого комбинезона на нем был строгий серый, костюм со светлой рубашкой и галстуком. Поздоровавшись, он не сел в кресло, чем немало удивил Ивашова.

— Здравствуйте, Отто. Чем обязан?

Мейер пристально смотрел на него, и в его глазах Александр уловил странный блеск, словно собеседник был чему-то очень рад.

— Мистер Ивашов, — торжественным тоном произнес наконец гость, — дорогой наш профессор, я рад сообщить вам чудесную новость: наш план удался!

— Какой план?

— Ах, вы даже не понимаете? Тогда я вам скажу! Отныне вы можете свободно перемещаться на десяти этажах Института, в том числе и в парке. Регулирующее Бюро нашло возможным предоставить в наше распоряжение столь увеличенную траекторию в надежде, что наше сотрудничество станет еще более плодотворным, чем раньше. Клара покажет вам новую схему передвижения в здании. Что вы на это скажете? Видите, как мы идем вам навстречу?

Ивашов молчал. То, что сейчас предложил ему Мейер, несомненно было огромным достижением… Но ведь он уже больше не контактер. Не лучше ли сразу же предупредить этого дельца от науки, что он уже бессилен? Или воспользоваться новыми привилегиями и свободами, чтобы оказывать посильную помощь Группе Противодействия?

— Мейер, — вдруг вырвалось у него, — я как раз хотел с вами поговорить.

— Что? — удивился Отто. — Вам этого мало? Неужели вам так уж обязательно, чтобы вас ввели в состав РБ? Но ведь это далеко не такое простое дело. Каждый член Регулирующего Бюро подвергался проверкам и испытаниям на протяжении ряда лет. Погодите, вот пройдет определенный срок…

— Нет, — сказал Ивашов, — я имею в виду вовсе не это.

— А что? — подался вперед Отто. — Что еще?

— Я не собираюсь у вас ничего просить. Я хочу лишь информировать РБ, что после ранения больше не принимаю сигналы объекта Икс. Я больше не контактер…

— Тихо! — крикнул вдруг Мейер. — Тс-с! Ни слова больше!

Он подскочил к информблоку и, склонившись над ним, начал поворачивать там какие-то переключатели, двигал диффузоры. Через некоторое время он обернулся и вытер рукой мгновенно взмокший лоб. Ивашов поразился тому, какой смертельной бледностью покрылось его лицо.

— Вот теперь можно поговорить, — он снова уселся напротив Александра. Радостная маска слетела прочь, на лице появилось какое-то жесткое, почти злобное выражение и загнанный взгляд. — Ну, говорите все начистоту. Мы теперь с вами связаны одной веревкой.

— А говорить, собственно, нечего, — холодно сказал Александр. — У меня пропали сны. Вот и все.

— Вот и все? — истерично заорал Мейер. — Как вы просто рассуждаете: сны пропали, вот и все! Да знаете ли вы, что может произойти с нами, да-да, именно с нами, а не со мной одним, когда там, — он показал глазами наверх, — догадаются об истинных причинах вашего молчания…

— Но я действительно перестал видеть сны…