Из жизни кукол

Эркан резко замолчал; он не улыбался, но глаза у него заблестели.

Адвокат вопросительно посмотрел на Кевина, что означало – пора приостановить запись и позвонить прокурору, если они хотят, чтобы Эркан рассказывал дальше.

– Адвокат показал, что арестованный желает сделать перерыв, – отметил он и, указав точное время, выключил запись, после чего набрал номер прокурора и включил громкую связь.

Прокурору Кевин сообщил, что проводит допрос, и защита хочет заключить сделку.

– Они сидят напротив меня и услышат ваши слова.

– Чего хочет защита? – спросила прокурор.

Адвокат наклонился к телефону и заговорил громче, чем нужно.

– Здравствуйте, Каролина. Как вам известно, ранее мой клиент не подвергался наказаниям. Мы рекомендуем обвинению остановиться на статье за пособничество проституции.

– Да? И что мы получим взамен?

– Кроме признания моего клиента в сутенерстве вы получите три имени, из которых два – из списка торговцев живым товаром. Третий покупал секс с несовершеннолетними.

Воцарилось долгое молчание. Наконец прокурор сказала:

– Я могу добавить к истории Эркана пару строк от себя.

– Спасибо, Каролина, – сказал адвокат. – Мы удовлетворены.

Прокурор отсоединилась. У Кевина появилось чувство, что она и адвокат в принципе уже договорились. Что телефонный звонок был всего лишь формальностью.

Адвокат взглянул на своего клиента.

– Теперь можете рассказать то, что рассказывали мне. Начните с человека, к которому вы направили Нову и Мерси, когда они позвонили из домика.

– Его зовут Ульф Блумстранд, – без выражения сказал Эркан. – Блумстранд – единственный, кто, по-моему, имел возможность их пристроить.

– Спасибо, но это лишь подтверждает наши подозрения. Мне нужно больше. У вас есть предположения о том, где найти Блумстранда или где он прячет девочек?

Эркан взглянул на адвоката, и тот снова ободряюще кивнул ему.

– Он работает с парнем, которого зовут Юрис Селезник.

Кевин записал имя.

– Что вы о нем знаете?

– Бандит какой-то… Мафия.

– Блумстранд и Селезник. Это два имени… А третье? Кто тот клиент, о котором вы говорили?

– Прошлым летом я свел Фрейю с одним человеком, – сказал Эркан. – Я узнал машину, а когда Фрейя садилась, узнал и того, кто был за рулем.

– Вы узнали и машину, и водителя?

– Да. Серебристая “BMW”. Свен-Улоф Понтен, отец Алисы.

Ему захотелось ударить ее

Серая меланхолия

– В детстве я думал, что человек – это тот, кто умеет сдерживать свои порывы. – Свен-Улоф Понтен повернулся к девушке на пассажирском сиденье. – Как объезженная лошадь сдерживает желание бежать свободно.

Девушка застенчиво улыбнулась, и он сменил полосу. Руль казался слишком тугим, да и все в машине было как-то неправильно. Свен-Улоф ненавидел водить маленький “ниссан” Осы.

– Быть человеком значит никогда не лгать, – продолжил он, – и во времена моего детства это требование было краеугольным камнем в представлении о том, что значит быть человеком по-настоящему. – Он сделал паузу и прибавил: – Представление… Слышишь, как глупо звучит?

Она, все еще улыбаясь, пожала плечами.

– Ja ne ponimaju…

Он не помнил, как ее зовут и из какой бывшей советской республики она приехала. Но знал, что она ни слова не понимает по-шведски, и именно поэтому с ней так хорошо говорить.

Она прибыла в Стокгольм на рижском пароме несколько дней назад – восемнадцать лет и, если не считать плохих зубов, довольно миловидная. Девушка страдала чем-то венерическим, и Свену-Улофу предстояло свозить ее к врачу по одному адресу в южном пригороде. Взамен она окажет ему услугу, и Свен-Улоф надеялся, что девушка не врала насчет того, что болезнь не передается оральным путем.

– Знаешь, что я делал на прошлой неделе? – Свен-Улоф снова посмотрел на нее.

Девушка склонила голову набок и отвела от лица темный завиток.

– I speak English, you know. Want to speak English?[75]

– Нет. Так лучше.

Снег тихо падал на дорожное полотно, когда Свен-Улоф проезжал Вестербрун. Мерцающие сумерки, одноцветные, за исключением красных точек с булавочную головку – габаритных огней едущей впереди машины.

– За восемь дней я выбросил на таких, как ты, сорок пять тысяч, – продолжал Свен-Улоф. – Оса думает, что я на работе, а на работе думают, что я лежу дома с ротавирусом.

Он усмехнулся, погладил ее по ляжке, включил поворотник и, прежде чем сменить полосу, бросил взгляд в зеркало заднего вида. Сзади полицейская машина. В горле вдруг пересохло.

Свен-Улоф вцепился в руль и немного сбросил скорость.

– Это ваша вина, понимаешь? Таких, как ты, – сказал он.

Девушка снова пожала плечами и отвернулась.

Но ему было абсолютно неважно, понимает ли она хоть слово из его речей.

Нужно выговориться. А с кем еще ему поговорить?

Свен-Улоф снова посмотрел в зеркало заднего вида. Полицейская машина так и держалась за ними; там, где Вестербрун переходит в Лонгхольмсгатан, в сторону Хорнстулла, он помигал правым поворотником и свернул на улицу поуже.

Полицейская машина проехала прямо; Свен-Улоф развернулся и снова выехал на Лонгхольмсгатан. Но легче ему не стало. Скорее наоборот.