Из жизни Олимпийских богов. Зевсиды

Кто он такой, что нисколько не чтит Олимпийца?

Не поступал никогда и никто так со мной!»

59

Вдруг ожиданье нарушил Гермес быстроногий:

«К вести отрадной прислушайся, добрый отец!

Скоро заявится к нам рукодельник убогий,

Организовано мною!» – промолвил хитрец.

«Кто ж на земле оказался Гермеса умнее,

И для кого мощь Ареса совсем не страшна?»

«Он, если честно, меня и Ареса сильнее,

Но, я уверен, не ведает силы вина!»

60

И рассказал сын отцу о намеченном плане:

«Бог виноделия быстро идёт к кузнецу

И убедит он творца в пьяном дружеском стане

В том, что он сам собирался поехать к дворцу!»

«Там будет длительный пир? До чего ж это кстати!

Есть на земле у меня небольшие дела…

Я ненадолго уйду и вернусь на закате» —

Вымолвил Зевс, бойко сдвинув корону с чела.

61

А на Сицилии в эти ночные мгновенья

Гости поспешно устроили радостный пир,

Пляски менад под звучание громкого пенья

Видел впервые за годы свои ювелир.

Лишь Прометей был тогда в стороне от веселья —

Сидя на камне, с тоскою смотрел на творца:

«Ум затуманит приятелю бог виноделья

И убедит отправляться в покои дворца…

62

Юный Дионис не пьёт, а поёт, словно пьяный,

И не жалеет для друга похвал и вина,

А мой приятель, безумством уже обуянный,

Скоро качаться начнёт посильнее челна!

Рядом с Гефестом сидит молодая менада,

Звонко смеётся, кладёт в рот ему виноград.

Много ли юноше ласк и внимания надо?

С нею поехать на гору приятель мой рад!»

63

Ночь отступала пред Эос, как снег пред весною,

Выпала в поле зелёном обильно роса,

Спал изнурённый Гефест под огромной сосною,

Но не смолкали весёлых менад голоса.

Вспомнил лукавый Дионис уже на рассвете,

Что не доставил Гефеста в покои дворца,

Долго искал кузнеца и нашёл в очерете:

«Умная дичь никогда не идёт на ловца!»

64

Вскоре туда прискакали хмельные сатиры,

И принесли, хохоча, на себе бурдюки:

«Разве не пьют по утрам кузнецы-ювелиры?

С ними, великий Дионис, умрёшь от тоски!»

Сразу проснулся кузнец от толпы голосящей,

Только была голова у него тяжела…

Килик вина поднесли, как нектар настоящий,

И подогнали сатиры большого осла.

65

«Ох, до чего же хитры у царя виноделы! —

Быстро подумал, увидев игру, Прометей. —

Вот и покинул мой друг островные пределы,

Не избежал он расставленных Зевсом сетей…»

В утренней дымке над морем сокрылась орава

Шумных и пьяных сатиров и голых менад.

Так над строптивцем непьющим свершилась «расправа» —

Вскоре осёл был у стен олимпийских палат.

66

К тронному залу Гефест шёл тяжёлой походкой,

Гордо Дионис шагал позади кузнеца,

Остановились они пред женой-сумасбродкой,

Не обращая вниманья на злобу лица.

«Что там вещал мне Дионис о плене царицы?

Мол, не открою на кресле чудесном замки?» —

Щёлкнули мягко они от движенья десницы,

Нежно коснулся Гефест материнской руки…

67

Стоя в проёме дверей, видел Зевс эту сцену,

Быстро вернувшись к престолу ни свет, ни заря:

«Сын не напрасно подверг мать жестокому плену —

Будет Аргея ценить и детей, и царя!»

Первая любовь

68

Рад был Зевес возвращенью наследника трона,

Нравились явно ему кузнеца простота,

Схожесть с царём, и глаза, словно синь небосклона,

Сила, смекалка и даже его хромота.

Не замечал металлург лицемерия Геры:

Думала мать, восхваляя его при царе:

«Первенцу Зевс уделяет вниманья сверх меры,

Лучше б сидел тот безвылазно в горной норе!»

69

Но простодушный кователь не видел презренья

И обретённой семье был безудержно рад.

Геру простил он давно, прямо в то же мгновенье,

Как отключил полонивший её автомат.

Жизнь потекла на Олимпе стократ интересней:

Стал украшать ювелир помещенья дворца,

Радовал общество Феб каждый день новой песней,

В коих чудесно воспел он талант кузнеца.

70

Зевс мастерскую позволил создать на вершине,

Так, чтобы та не разрушила весь пантеон.

Кузницу быстро построил сын в горной «брюшине»,

Где мастерил украшенья прелестницам он.

Многих красавиц он видел под твердью гранитной,

Очаровала Гефеста богинь красота,

Быстро он стал для бессмертных фигурой солидной,

И никого не смешила его хромота.

71

Славный царевич трудился и нощно, и денно,

И отдыхал по привычке уже по утрам —

Чтобы творить возле горнов всегда вдохновенно,

Он незаметно для смертных бродил по горам.

Стал собирать драгоценные камни в ущельях,

Чтоб угодить своенравной царице богов:

«Будет прекрасней любимая мать в ожерельях

Из янтаря, изумрудов, морских жемчугов!»

72

Дивные цепи из злата, колье и браслеты

Юноша вскоре сложил в превосходный ларец —

Радугой яркой сверкали на нём самоцветы,

Было не стыдно такой принести во дворец!

Встретила юношу мать со скучающим видом,

Радостью вспыхнула, только подарок узрев:

«Завидно будет Киприде и всем нереидам,

Я буду в злате прекрасней нетронутых дев!»

73

Первенец молча покинул покои царицы:

«Видно, с чудесным ларцом я пришёл невпопад —

Встретила сына она взглядом сонной волчицы,

Словно я в скуке безмерной её виноват…»

Юноша, думая, шёл по большой анфиладе.

«Эй, ювелир, в тронный зал загляни – ждёт Зевес!»

Голос знакомый Гефесту послышался сзади,

Вспомнил кузнец, с кем не тратил он лишних словес.

74

В зал он ступил, и увидел отца изнурённым,

Царь потирал мокрый лоб и седые виски,

Вмиг притворился кователь Гефест присмирённым,