Из жизни снобов

В большом ресторанном зале Джон Бейли и Жозефина заказали грейпфрутовый сок, фирменные сэндвичи и картофельный жульен. Жозефина облокотилась о стол и посмотрела на Джона, словно желая сказать: «Ну что ж, на какое-то время я вся в твоем распоряжении; постарайся провести это время с пользой».

– Вы самая красивая девушка из всех, кого я знаю! – начал он. – Конечно, вы испорчены всей этой фальшивой сентиментальностью, принятой в вашем кругу, но тут уж ничего не поделать. Вы, видимо, думаете, что я так говорю потому, что «зелен виноград», но я вам скажу одно: когда я слышу, как люди болтают о своем общественном положении, о том, какое значительное место они занимают, и все такое прочее, я просто сажусь поудобнее и начинаю смеяться! Потому что я – прямой потомок Карла Великого. Понимаете?

Жозефина покраснела за него; ему стало немного стыдно за эти слова, и он тут же постарался смягчить свое высказывание:

– Но я придаю значение лишь самим людям, а не их предкам. И хочу стать лучшим в мире писателем, вот как!

– Я люблю хорошие книги, – поддержала разговор Жозефина.

– А меня больше интересует театр. Я написал пьесу, которая может стать хитом, если только продюсеры соизволят ее прочитать. Ведь у меня есть все, что нужно для успеха; иногда иду по улице и чувствую, что меня прямо-таки переполняют мысли – так, что вот-вот взлечу и поплыву над городом, как воздушный шар. – Уголки его губ внезапно опустились. – Мне пока нечем похвастаться, поэтому я это все и говорю.

– Мистер Бейли, великий драматург! Вы будете присылать мне билеты на ваши спектакли, не правда ли?

– Конечно, – рассеянно ответил он. – Но к тому времени вы уже будете выданы замуж за какого-нибудь парня из Йеля или Гарварда с парой сотен галстуков в шкафу и красивой машиной в гараже и станете такой же тупицей, как и все остальные!

– А может, я уже? Просто мне нравится поэзия. Вы читали «Смерть Артура»?

– Да за последнее время в Чикаго написано гораздо больше отличных стихов, чем за целый прошлый век! Вот, например, есть такой Карл Сэндберг – он велик, как старик Шекспир!

Она его не слушала; она его рассматривала. Его чувственное лицо опять сияло незнакомым светом, который она заметила, когда увидела его впервые.

– Больше всего на свете мне нравятся поэзия и музыка, – сказала она. – Они прекрасны!

Он ей поверил, зная, что этими словами она призналась ему в том, как он ей нравится. Она считала его выдающимся человеком, и имела в виду нечто совершенно определенное и настоящее: в нем она увидела особую и необычную страсть к жизни. Она чувствовала, что и сама в чем-то превосходит всех тех девушек, которые относятся к ней критически, хотя часто путала свое превосходство с благоговением, которое оно вызывало, и была равнодушна к мнению толпы. Нечто вроде романтики бального зала, выделявшей для нее в пятнадцать лет Трэвиса Де-Коппета, она теперь почувствовала и в Джоне Бейли, несмотря на всю его самоуверенность и снобизм. Ей захотелось взглянуть на жизнь его глазами, потому что для него жизнь была захватывающей и волнующей. Жозефина рано повзрослела и жила на полную катушку – если так можно сказать о той, чье лицо напоминало свежую розу в утренней росе, – и простого мужского внимания ей было уже недостаточно. Сильные мужчины оказывались скучными, умные были застенчивы, и все они практически сразу и неизбежно одинаково реагировали на Жозефину, демонстрируя недостаток темперамента, заслонявший в ее глазах их личности.

Принесли сэндвичи, которыми они и занялись; оркестр, который по моде двадцатилетней давности размещался где-то наверху, у потолка, стал издавать какие-то звуки. Жозефина, медленно жуя, осматривала зал: прямо напротив них из-за столика встали мужчина и женщина, и Жозефина вздрогнула и чуть не подавилась. Женщина была крашеной блондинкой, на ее по-детски розовом личике были густо подведены кукольные глазки. Тошнотворно-сладкий запах, распространявшийся от ее кричащего платья, висел, словно завеса, на всем ее пути к дверям. А шедший позади нее спутник был… Это был отец Жозефины!

– Вы не будете картошку? – спросил через некоторое время Джон Бейли.

– Да, мне очень понравилось, – натянутым голосом ответила она.

Отец, ее нежно любимый идеал, красивый, очаровательный Герберт Перри! Возлюбленный ее матери – так много раз летними вечерами Жозефина наблюдала, как они сидели вдвоем на покачивающемся диванчике на веранде, и его голова покоилась у нее на коленях, а она гладила его волосы. Брак родителей сулил счастье и ей – именно это и служило целью всех беспорядочных поисков Жозефины.

И вдруг ей довелось увидеть, как он обедает вдали от мест, где можно случайно столкнуться с друзьями, да еще с этакой вот дамочкой! С парнями такие вещи воспринимались иначе: она скорее восхищалась их громкими рассказами о любовных победах в низших слоях общества, но ее отец, взрослый мужчина, – да разве он может себе это позволить? Она дрожала; упала слезинка, блеснув на кусочке жареного картофеля.

– Да, я очень хочу пойти! – сказала она, забыв, о чем шла речь.