Из жизни снобов

Жозефину охватила чувственная дрожь, и она поняла, что тот факт, что Джон Бейли был женат, лишь прибавлял ему привлекательности в ее глазах. Жизнь дала небольшую трещину; запертые и запретные двери раскрылись настежь, и за ними стали видны заколдованные коридоры. Может, именно это и потянуло к себе ее отца – некий зов приключений, который она унаследовала от него?

– Как бы я хотел оказаться с вами наедине! – сказал Джон Бейли, неожиданно добавив: – Эх, была бы у меня машина!

Но они ведь и так уже были наедине, подумала она. В ее глазах для него появился фон, который принадлежал лишь ему – летние улицы города. Здесь они были одни; и когда он, наконец, ее поцеловал, они стали уже не совсем наедине. Наступит и его время; а сейчас было ее. Их прильнувшие друг к другу руки притянули ее поближе к его высокому боку.

Немного погодя, сидя на заднем ряду в кинотеатре, когда желтоватые стрелки часов неумолимо подползали к шести, она склонила голову на его широкое плечо и его прохладная белая щека прижалась к ее щеке.

– Я обрекаю себя на множество мук! – прошептал он.

В темноте она поймала задумчивый взгляд его черных глаз и постаралась придать ему уверенности ответным взором.

– Я принимаю все слишком близко к сердцу, – продолжил он. – И разве, черт возьми, мы можем вообще что-нибудь друг для друга значить?

Она ничего не ответила. Вместо этого она позволила себе окунуться в знакомую атмосферу любовного подъема, течения и полета, одним лишь пожатием руки притянув его к себе из его далекой и одинокой дали.

– А что скажет твоя жена, если я соглашусь на роль в твоей пьесе? – прошептала она.

* * *

А в это же самое время на вокзале в Лейк-Форест блудного отца Жозефины встречала супруга.

– В городе просто адская жара, – сказал он. – Ну и денек выдался!

– Она пришла?

– Да, и с первого взгляда стало ясно, что обедать ее можно вести только в «Ля-Гранж». Чтобы сохранить хоть остаток репутации!

– Все улажено?

– Да. Она согласилась оставить Билла в покое и перестать называть себя его женой, если мы всю жизнь будем ей платить три сотни в месяц. Твоему отличающемуся крайне специфическим вкусом братцу я отправил телеграмму на Гавайи, чтобы он собирался домой.

– Бедный Билл! – вздохнула миссис Перри.

III

Три дня спустя в вечерней прохладе Жозефина заговорила с отцом, который вышел на веранду:

– Папа, а ты никогда не думал вложиться в постановку пьесы?

– Да нет, я об этом как-то никогда не думал. Но мне всегда хотелось написать какую-нибудь пьесу. А что, Дженни Макри со своим концертом села на мель?

Жозефина в нетерпении щелкнула язычком:

– Я в этом концерте участвовать не собираюсь! Речь идет о попытке создать нечто прекрасное. И я хочу задать тебе лишь один вопрос: что может тебе помешать профинансировать эту постановку?

– Помешать мне?

– Да? Что могло бы?

– Но ты не даешь мне времени все обдумать!

– Смею надеяться, что ты не будешь возражать, если твои деньги пойдут на достойное дело!

– А что за пьеса? – Он уселся рядом с ней, и она чуть-чуть от него отодвинулась.

– Мама знакома с некоторыми из попечителей, так что все в полном порядке. Но человек, от которого зависит финансирование, очень ограниченный и желает внести много изменений, которые все испортят; поэтому нужен другой меценат.

– О чем пьеса?

– О, пьеса просто отличная, не беспокойся, – уверила она его. – Ее автор жив и здоров, хотя пьеса уже стала неотъемлемой частью американской литературы.

Отец задумался.

– Ну что ж, если ты собираешься в ней играть и твоя мать не возражает, я готов дать пару сотен.

– Пару сотен? – воскликнула она. – От тебя? От человека, который ходит и швыряет деньги направо-налево? Требуется никак не меньше тысячи!

– Это я-то? Швыряю деньги налево-направо? – переспросил он. – Да что ты такое, прости господи, говоришь?

– Ты отлично знаешь, о чем я!

Ей померещилось, что он на мгновение опустил глаза, что его голос прозвучал неуверенно, когда он произнес:

– Если ты о том, как мы живем, то мне кажется, что в этом меня упрекать не совсем тактично.

– Я не об этом! – Жозефина заколебалась; затем, даже не раздумывая, она отважилась на шантаж: – Мне кажется, что тебе не придется по вкусу, если я стану мараться, обсуждая…

Из дома донесся звук шагов миссис Перри, и Жозефина быстро встала. На дорожке у дома показался автомобиль.

– Надеюсь, сегодня ты ляжешь спать не поздно! – сказала мать.

– Лилиан с ребятами должны заехать.

Перед тем как машина проехала мимо, Жозефина и отец обменялись резкими враждебными взглядами.

На небе была полная луна, и было светло, как днем. Жозефина сидела на ступеньках веранды, прислушиваясь к суматохе бессонных птиц, бряцанью мывшихся на кухне тарелок, к печальному гудку экспресса Чикаго – Милуоки. Спокойная и тихая, она сидела и ждала телефонного звонка; он не мог увидеть ее здесь, так что она смотрела на себя за него – и это было почти одно и то же.