Из жизни снобов

– Да, другими! В них было гораздо больше чувств, когда мы играли в «море волнуется», даже в еврейчиках, которых пускали в дом с черного хода. Ребята в танцевальной школе казались такими интересными; все были такие милые! Я часто задумывалась, что бы я почувствовала, если бы могла целоваться со всеми, и иногда это было просто чудесно. А затем появились Трэвис, и Тони Харкер, и Ридж Саундерс, и Ральф, и Джон Бейли, и тогда я, наконец, начала понимать, что это ведь все я сама, а не они! Они были никто, большинство из них никакие не герои, неопытные и нисколько не такие, как я мечтала. Их можно было брать голыми руками. Пусть это и звучит высокомерно, но это правда!

Она на мгновение умолкла.

– Вчера в постели я размышляла о мужчине, которого я могла бы по-настоящему полюбить, и получилось, что он должен быть не такой, как все, кого я знаю. Я хорошо знаю, чем он должен обладать. Он не обязательно должен быть красив, но должен хорошо выглядеть, с хорошей фигурой, сильный. Еще он должен занимать положение в обществе либо не должен вообще придавать этому значения; надеюсь, ты меня понимаешь? Он должен быть лидером, а не быть как все. Он должен обладать чувством собственного достоинства, но и страстью тоже, у него должен быть большой жизненный опыт, чтобы я считала, что все, что он говорит или думает, верно. И всякий раз, когда я стану на него смотреть, у меня должно замирать сердце, как случается изредка, когда я вижу нового мужчину. Но с ним это должно происходить вновь и вновь, при каждом взгляде, – всю жизнь!

– И ты, конечно, хочешь, чтобы он был в тебя влюблен? Вот чего бы мне хотелось в первую очередь!

– Само собой, – рассеянно сказала Жозефина. – Но главное для меня – чтобы я была всегда уверена, что люблю его. Любить гораздо интереснее, чем быть кем-то любимой.

В коридоре за дверью послышались шаги, и в комнату вошел мужчина. Это был офицер в форме французской авиации: облегающий мундир небесно-голубого цвета, сияющие в свете ламп, как зеркала, высокие шнурованные ботинки и ремень. Он был молодой, сероглазый; взгляд его, казалось, устремлялся вдаль, а над губами торчали красновато-коричневые усики военного. Слева на груди у него красовались в ряд цветные орденские ленточки, на рукавах были золотистые полоски, а в петлицах – крылышки.

– Добрый вечер! – учтиво произнес он. – Мне сказали, что нужно идти сюда. Надеюсь, я не помешал?

Жозефина не могла даже пошевелиться. Она осматривала его с ног до головы, и чем дольше она на него смотрела, тем ближе он ей казался, все более затмевая собой всю окружающую обстановку. До нее сначала донесся голос Лилиан, а затем голос офицера, произнесший:

– Моя фамилия Дайсер; я – кузен Кристины. Не возражаете, если я закурю?

Садиться он не стал. Прошелся по комнате, полистал какой-то журнал – не делая вид, что не замечает их присутствия, а словно стараясь из вежливости не помешать их разговору. Заметив, что воцарилась тишина, он сел за столик рядом с ними, сложил руки и улыбнулся.

– Вы служите во французской армии? – отважилась спросить Лилиан.

– Да, я только что из Европы, и мне здесь очень нравится.

Жозефина заметила, что он совсем не выглядел довольным. Он выглядел так, словно ему очень хотелось сейчас же куда-нибудь сбежать, но бежать было некуда.

Впервые в жизни она не чувствовала себя уверенно. Ей было совершенно нечего ему сказать. Она надеялась, что пустота, которую она ощутила сразу же после того, как ее душа внезапно устремилась к его прекрасному образу, не отразилась у нее на лице. Она заставила себя улыбнуться и вспомнила, как однажды, давным-давно, Трэвис Де-Коппет пришел на урок танцев в дядюшкином «взрослом» плаще, и ей неожиданно показалось, что перед ней – настоящий муж чина из высшего света. Также и теперь – долгая война за океаном нас почти не затронула, если не считать того, что нам на время пришлось довольствоваться лишь собственными гаванями, и эта война уже превратилась в легенду, и стоявший сейчас перед Жозефиной человек, казалось, шагнул сюда прямо из какой-то огромной книги сказок с алым переплетом.

Она обрадовалась, когда прибыли остальные участники ужина и комната наполнилась людьми – незнакомцами, с которыми, в зависимости от того, чего они заслуживали, можно было болтать, смеяться или зевать прямо в лицо. Девушек, порхавших вокруг капитана Дайсера, она презирала, но восхищалась им самим – даже взмахом ресниц он не показывал, нравится ли ему это внимание. Ей особенно не нравилась высокая, ухватистая блондинка, которая как бы в рассеянности взяла его за руку; ему надо было бы тут же смахнуть платком все следы такого кощунства по отношению к его безупречности.

Они пошли ужинать; он сидел далеко от нее, и она была этому рада. Она видела лишь его синюю манжету над столом, когда он протягивал руку за бокалом, но у нее было такое ощущение, что здесь находятся они вдвоем – пусть он об этом даже и не подозревает!

Сидевший рядом с ней мужчина поделился необязательной информацией о том, что он – герой: