Из жизни снобов

Дорогая мама! Могу ли я провести часть каникул в Нью-Йорке? Кристина Дайсер пригласила меня на неделю к себе в гости, и в таком случае у меня еще останется целых десять дней, которые я проведу в Чикаго. Главная причина – в театре «Метрополитен» ставят вагнеровское «Кольцо Нибелунга», и если я поеду домой прямо сейчас, то посмотрю лишь «Золото Рейна». Кроме того, я заказала здесь пару вечерних платьев, и они еще не готовы…

Ответ пришел очень быстро:

…потому что, во-первых, получится, что ты не будешь дома в свой восемнадцатый день рождения, и твоему отцу это не понравится, поскольку это будет первый день рождения, который ты проведешь не с нами; во-вторых, я не знакома с Дайсерами; в-третьих, я решила устроить в честь тебя небольшой прием, так что мне понадобится твоя помощь; и, наконец, я не верю, что ты написала мне о настоящих причинах. На рождественской неделе в «Гранд-Опера» в Чикаго ставят…

А капитан Эдвард Дайсер тем временем посылал цветы и короткие вежливые записочки, которые звучали для нее словно переводы с французского. Она смущалась, отвечая на них, поэтому ответы она составляла на модном жаргоне. Французское образование и годы, проведенные на войне в то время, когда Америку кружил водоворот «века джаза», сделали так, что он, хотя ему и было всего лишь двадцать три, казался представителем другого, более церемонного, более учтивого поколения. Ей было интересно, что бы он сказал насчет вяло-экзотических персонажей вроде Трэвиса Де-Коппета, Бука Чаффи или Луи Рэндалла? За два дня до начала каникул он написал ей, спрашивая, когда отходит ее поезд на запад. Это уже было что-то, и семьдесят два часа она провела, думая лишь об этом, не в силах сконцентрироваться на куче рождественских приглашений и неотвеченных писем, на которые она собиралась ответить перед отъездом. Но в день отъезда Лилиан принесла ей номер «Городских сплетен», который, судя по его потрепанному виду, уже успел погулять по школе; в журнале была отмечена следующая заметка:

Говорят, что один почтенный папаша из Такседо, слегка разгневанный выбором супруга, который совершила его старшая дочурка, отнесся с тем же чувством к тому факту, что единственную оставшуюся у него доченьку стали все чаще замечать в компании одного молодого человека, только что вернувшегося героем из французской армии.

Капитан Дайсер не пришел ее провожать. Он даже не прислал цветов! Лилиан, любившая Жозефину как саму себя, расплакалась в купе, и Жозефина ее утешала, приговаривая:

– Милая, послушай, мне ведь все равно! Разве можно на что-то надеяться, пока мы с тобой учимся в школе? Все в порядке!

Но и спустя несколько часов после того, как уснула Лилиан, уснуть она не смогла.

III

Восемнадцать лет… Это означало так много: «Когда мне исполнится восемнадцать, я смогу…», и «Пока девушке не исполнится восемнадцать…», и «Когда тебе будет восемнадцать, ты станешь думать совсем иначе».

Последнее, по крайней мере, было правдой. О полученных на каникулах приглашениях Жозефина теперь думала, словно о просроченных счетах. Она рассеянно сосчитала их, как всегда делала раньше: двадцать восемь балов, девятнадцать обедов и спектаклей, пятнадцать вечеринок и приемов, дюжина завтраков, несколько случайных приглашений, от раннего завтрака в йельском «Хоровом клубе» и вплоть до прогулки на санях в Лейк-Форест; всего получилось семьдесят восемь, а если считать и небольшой прием, который она устраивала сама, то семьдесят девять. Семьдесят девять обещаний радости, семьдесят девять предложений хорошо провести время с друзьями… Набравшись терпения, она села, выбирая, взвешивая, спрашивая совета у матери в случае сомнений.

– Ты выглядишь бледной и усталой, – сказала мать.

– Я чахну. Меня увлекли и бросили!