Она слегка сникла, и Джейкоб поспешно уверил ее, что он совсем, совсем не против куда-то ехать, раз так надо. Через некоторое время выяснилось, что надо посетить не один прием, а целых три.
– В моем положении приходится этим заниматься, – объяснила она. – Иначе ни с кем не познакомишься, кроме тех, кто с тобой работает, а это довольно узкий круг. – Он улыбнулся. – Ну и что ни говори, – закончила она, – а воскресные вечера, мистер умник, для того и созданы, чтобы ходить по гостям!
На первом приеме Джейкоб обратил внимание, что среди гостей преобладали – причем существенно преобладали – женщины; там были сплошь журналистки, дочери операторов, супруги монтажеров и совсем немного важных персон. Ненадолго заглянул юный латиноамериканец по имени Раффино, поговорил с Дженни и удалился; промелькнуло несколько «звезд», осведомлявшихся о здоровье детей так по-домашнему, что это вызывало некоторое недоумение. Еще одна группа знаменитостей, словно статуи, без движения застыла в углу. Был там и какой-то возбужденный сценарист в подпитии, безуспешно приглашавший на свидание одну девушку за другой. К концу дня как-то внезапно увеличилось количество пьяных; Джейкоб и Дженни вышли на улицу под становившийся уже пронзительным и громким шум общего разговора.
На втором приеме юный Раффино – он был актером, одним из бесчисленных исполненных надежд новых Валентино – опять заглянул на минутку, поговорил с Дженни чуть подольше и чуть более внимательно, чем в прошлый раз, и вновь удалился. Джейкоб отметил, что эта вечеринка была не столь шикарна, как предыдущая. Вокруг фуршетного стола было больше народу; многие сидели, общаясь только в своем кругу.
Дженни, как он заметил, пила лишь лимонад. Он был приятно удивлен ее изысканностью и хорошими манерами. Она обращалась всегда к кому-то конкретному, и никогда – ко всем окружающим; еще она слушала, что ей говорят в ответ, не считая при этом необходимым стрелять глазами вокруг. Он также заметил, что на обоих приемах она – неважно, сознательно или нет – рано или поздно всегда оказывалась вовлеченной в беседу с наиболее влиятельным гостем. Ее серьезность, ее поведение словно бы говорили: «Я не упущу представившейся возможности узнать нечто новое» – и неумолимо привлекали к ней даже самых отъявленных эгоистов.
Когда они вышли, чтобы ехать на последнюю вечеринку – это был ужин а-ля фуршет, – уже стемнело, и на Беверли-Хиллз непонятно зачем зажгли светящиеся электрические рекламы оптимистичных торговцев недвижимостью. На улице рядом с кинотеатром Граумана, несмотря на мелкий теплый дождик, собралась толпа.
– Смотри! Смотри! – воскликнула она; в кино шла картина, в которой она снималась месяц назад.
Они плавно свернули с бульвара Голливуд – слабого подобия Риальто – в глубокую тьму бокового переулка; он обнял ее и поцеловал.
– Милый Джейк! – улыбнулась она.
– Дженни, ты такая красивая! Я и не знал, что ты такая красивая!
Она посмотрела прямо перед собой; ее лицо было кротким и спокойным. Его охватила досада, и он настойчиво притянул ее к себе; и в этот момент машина остановилась у освещенной двери.
Они вошли в одноэтажный летний дом, где было полно народу и плавали клубы табачного дыма. Весь привкус формальности, с которым начался сегодняшний день, давно прошел; все вдруг приобрело оттенок какой-то неопределенности и резкости.
– Это ведь Голливуд! – пояснила резвая и разговорчивая дама, которая весь день находилась рядом с ними. – В воскресный вечер здесь никто не важничает. – Она указала на хозяйку дома: – Обычная, простая и милая, девушка! – И добавила погромче: – Не правда ли, дорогая, вы – обычная, простая и милая девушка?
Хозяйка ответила:
– Да. А про кого это вы?
И собеседница Джейкоба вновь заговорила тихо:
– Но ваша девочка – самая мудрая из всех здешних!
Общее количество поглощенных Джейкобом коктейлей стало сказываться самым приятным образом, но, как он ни старался, дух вечеринки – тот самый ключ, который позволил бы ему чувствовать себя здесь непринужденно и спокойно, – от него ускользал. В воздухе витало какое-то напряжение – какая-то агрессия и неуверенность. Все разговоры между мужчинами казались пустыми, легкомысленными и обрывались на какой-то мнительной ноте. Женщины были любезнее. В одиннадцать часов в буфетной он вдруг понял, что последний раз видел Дженни час назад. Вернувшись в гостиную, он заметил, как она вошла – явно только что с улицы, потому что на ходу она сбросила с себя плащик. И с ней был Раффино! Когда она вошла, Джейкоб заметил, что она запыхалась, а глаза ее ярко сверкали. Раффино вежливо и небрежно улыбнулся Джейкобу; через несколько мгновений, собираясь уйти, он наклонился и что-то шепнул Дженни на ухо; она посмотрела на него, не улыбаясь, и сказала ему «до свидания».
– В восемь мне нужно быть на съемочной площадке, – тут же сказала она Джейкобу. – Если сейчас же не отправлюсь домой, то завтра я буду выглядеть как поношенный зонтик! Милый, ты не против?
– Разумеется, нет!
Их лимузин отправился в бесконечное путешествие по приземистому, распластанному городу.