– Дженни, – сказал он, – я еще никогда не видел тебя такой, как сегодня! Клади голову мне на плечо!
– Спасибо. Я устала.
– Я даже представить себе не могу, какой блестящей ты скоро станешь!
– Да я ведь нисколько не изменилась!
– Это не так! – Его голос внезапно превратился в дрожащий от чувств шепот. – Дженни, я в тебя влюблен!
– Джейкоб, не говори глупости!
– Я влюблен в тебя! Как странно, Дженни… Вот как оно вышло…
– Ты в меня не влюблен!
– Ты просто хочешь сказать, что это тебя совершенно не интересует! – И он почувствовал легкий укол страха.
Она села прямо, ослабив охватившее ее кольцо объятий.
– Разумеется, интересует! Ты ведь знаешь, что больше всего на свете меня интересуешь ты!
– Больше, чем мистер Раффино?
– Да, черт возьми! – с презрением произнесла она. – Раффино – всего лишь большой ребенок!
– Я люблю тебя, Дженни!
– Нет, не любишь!
Он сжал руки. Ему только показалось – или ее тело и впрямь инстинктивно оказало ему легкое сопротивление? Но она прижалась к нему, и он ее поцеловал.
– Сам знаешь, что Раффино – это все глупости…
– Наверное, я ревную…
Чувствуя себя слишком настойчивым и оттого непривлекательным, он ее отпустил. Но легкий укол страха превратился в боль. Хотя он и понимал, что она устала и чувствовала себя неуверенно, столкнувшись с этим новым его к ней отношением, он никак не мог успокоиться:
– Я и не подозревал, как много ты для меня значишь! Я не знал, чего мне все это время не хватало! Теперь я знаю: мне нужно было, чтобы ты была рядом со мной!
– Что ж, вот я и рядом.
Он решил, что это было приглашением, но она устало обмякла прямо у него в объятиях. Весь остаток пути он так и держал ее на руках; она закрыла глаза, а ее короткие волосы свешивались назад, словно у утопленницы.
– Шофер довезет тебя до отеля, – сказала она, когда машина подъехала к ее апартаментам. – И не забудь: завтра ты завтракаешь со мной на студии!
Внезапно, когда он сказал, что хотел бы зайти, а она ответила, что уже поздно, они чуть не поссорились. Никто из них не успел еще почувствовать перемену, которую произвело в них обоих его признание. Они вдруг превратились в чужих людей: Джейкоб отчаянно пытался повернуть время вспять на полгода назад и вновь пережить ту ночь в Нью-Йорке, а Дженни видела, как это чувство – больше, чем ревность, и меньше, чем любовь, – постепенно овладевает им и выползает наружу, вытесняя прежнюю заботу и понимание, с которыми ей было так комфортно.
– Но ведь я не люблю тебя
– А что,
– Клянусь, что нет! Я с ним даже не целовалась никогда!
– Хм… – Он превратился в неприветливого старца; он вряд ли смог бы сам себе объяснить, откуда вдруг в нем явилось это безобразие, но нечто неподвластное законам логики, как сама любовь, заставило его не отступать. – Ты играешь!
– Ах, Джейк! – воскликнула она. – Прошу тебя, отпусти меня! Еще никогда в жизни я не чувствовала себя так ужасно, я ничего не понимаю!
– Ну, я пошел, – внезапно произнес он. – Не знаю, что со мной случилось, но я просто голову потерял и не соображаю, что говорю! Я тебя люблю, а ты меня не любишь. Когда-то любила или думала, что любишь, но теперь это, видимо, прошло.
– Но я ведь тебя люблю! – Она на мгновение смолкла; происходившая у нее в душе борьба отразилась у нее на лице, подсвечиваемая красными и зелеными отблесками рекламы с заправки на углу. – И если ты меня действительно любишь, я выйду за тебя хоть завтра!
– Выходи за меня! – воскликнул он; но она была так сильно поглощена собой, что ничего не слышала.
– Я выйду за тебя хоть завтра! – повторила она. – Ты нравишься мне больше всех на свете, и я думаю, что со временем я полюблю тебя так, как ты хочешь. – Она всхлипнула. – Но… Разве я могла подумать, что это когда-нибудь случится… А сейчас, пожалуйста, оставь меня в покое!