Изабелла Баварская. Приключения Лидерика. Пипин Короткий. Карл Великий. Пьер де Жиак

Дофин слал герцогу письмо за письмом, упорно призывая защищать Париж, в то время как он, в свою очередь, произведет вылазку на границах Мэна. Получая эти письма, герцог отдавал кое-какие распоряжения; потом, словно не находя в себе сил продолжать борьбу, которую вел уже двенадцать лет, он, как усталый ребенок, укладывался у ног своей прекрасной любовницы и при одном взгляде любимых глаз забывал весь мир. Таково уж свойство пламенной любви: она пренебрегает всем, что ее не касается. Ибо все другие страсти идут из головы, и только она одна — от сердца.

Между тем ропот, который после заключения мира на время утих, стал снова расти; опять поползли смутные слухи об измене, а тут еще произошло событие, подавшее повод в них поверить.

Генрих Ланкастер ясно понимал, сколь невыгодным для него должен быть союз дофина и герцога; он решил овладеть Понтуазом, прежде чем оба его врага успеют объединить усилия. С этой целью три тысячи человек под командой Гастона, второго сына Аршамбо, графа де Фуа, перешедшего на сторону англичан, вечером 31 июля выступили из Мелена и глубокой ночью подошли к Понтуазу. Неподалеку от ворот им удалось, незаметно от стражи, приставить к стенам лестницы, и триста воинов, один за другим, взошли на стену; с обнаженными мечами они кинулись к воротам и, перебив охрану, отворили их своим товарищам, которые бросились по улицам города с криками “Святой Георгий!” и “Город взят!..”

Де Л’Иль-Адан слышал эти крики, но ему почудилось, будто кричит он сам. Он мигом вскочил с постели, наспех стал одеваться и был еще полуодет, когда англичане стали стучаться в двери его дома. Едва успев схватить тяжелую секиру, он погасил лампу, которая могла его обнаружить, и выскочил через окно во двор. Англичане в это время выломали дверь с улицы. Де Л’Иль-Адан помчался на конюшню, вскочил на первую попавшуюся лошадь и без седла, без узды поскакал к своему крыльцу, где толпились англичане, уже входившие в его комнаты; одной рукой держась за конскую гриву, а другой размахивая секирой, он пронесся через толпу, когда она никак этого не ожидала. Какой-то англичанин кинулся было ему наперерез, но тут же упал с раскроенной головой; если бы не этот истекавший кровью человек, лежавший прямо у их ног, все подумали бы, что увидели привидение.

Де Л’Иль-Адан помчался к воротам на Париж, но они оказались заперты. Привратник был в таком замешательстве, что никак не мог найти ключей: ворота пришлось ломать секирой, и де Л’Иль-Адан тотчас приступил к делу. Бежавшие вслед за ним жители Понтуаза столпились в узкой улочке, число их с каждой минутой росло, и, видя, как поднималась и опускалась секира де Л’Иль-Адана, они надеялись только на то, что он вот-вот откроет им выход из города.

Вскоре на другом конце улицы раздались крики отчаяния: беглецы из Понтуаза сами же указали путь своим врагам. Англичане услышали звук ударов по воротам и, стремясь добраться до де Л’Иль-Адана, напали на безоружную толпу, которая уже самой своей плотной растянувшейся массой представляла живой и прочный заслон, преодолеть который было особенно трудно как раз потому, что люди, его составлявшие, были охвачены паникой. Однако солдаты разили толпу копьями, арбалетчики уничтожали людей ряд за рядом; стрелы, пролетая рядом с де Л’Иль-Аданом, вонзались в шатавшиеся, скрипевшие, но все еще державшиеся ворота. Вопли приближались к нему все ближе и ближе, и он уже подумал, что преграда из живой плоти уступит скорее, чем преграда из дерева. Англичане были от него не далее чем на расстоянии тройной длины копья. Но наконец ворота разлетелись в щепки, и наружу хлынул людской поток, во главе которого как молния мчалась перепуганная лошадь, унося на себе де Л’Иль-Адана.

Узнав о случившемся, герцог Бургундский, вместо того чтобы собрать войско и двинуть его против англичан, посадил короля, королеву и принцессу Екатерину в карету, сам сел на лошадь и вместе со своими вельможами уехал через Провен в Труа-ан-Шампань, оставив в Париже наместником графа Сен-Поля, губернатором — де Л’Иль-Ада на, а канцлером — господина Евстафия Делетра.

Через два часа после отъезда герцога Бургундского в Сен-Дени стали прибывать беженцы. Жалко было смотреть на этих несчастных, раненых, окровавленных, полуодетых людей, умиравших от голода и измученных долгим переходом, во время которого они не решились сделать даже короткой остановки для отдыха. Их рассказы о жестокостях англичан все слушали с жадностью и ужасом; целые толпы обступали на улицах этих горемык. Потом вдруг раздавались крики: Англичане! Англичане!” — и люди разбегались по домам, запирали окна, чем попало закладывали двери и начинали молить о пощаде.

Однако англичане больше думали о том, чтобы воспользоваться плодами своей победы, нежели о новых захватах. Пребывание королевского двора в Понтуазе превратило его в роскошный город: де Л’Иль-Адан и другие вельможи, обогатившиеся при взятии Парижа, свезли туда свои сокровища, и англичане награбили в нем больше двух миллионов.