Изабелла Баварская. Приключения Лидерика. Пипин Короткий. Карл Великий. Пьер де Жиак

Ужасное зрелище! Молодой человек крался к постели отца, не сводя с нее горящего взора; дыхание спящего было покойно, в то время как сердце Леклерка бешено колотилось, пот струился по его лицу, волосы встали дыбом. Положив левую руку на рукоять кинжала, правой он держался за стену, двигаясь очень медленно, останавливаясь на каждом шагу, чтобы половица под его ногой стала на свое место. Наполовину раздвинутый полог на некоторое время закрыл от него голову отца, он сделал еще несколько шагов, протянул руку, схватился за столбик кровати, остановился, чтобы собраться с духом, затем, напружинившись и с минуту пошарив в темноте, сдерживая дыхание, просунул под подушку мокрую от пота, дрожавшую руку, — он стоял в неудобной позе, не замечая боли во всех членах, думая лишь о том, что одно движение, вздох отца может сделать его отцеубийцей.

Наконец он почувствовал холод железа: его напрягшиеся пальцы коснулись ключей; он продел пальцы в кольцо, на котором висели ключи, и тихонько потянул к себе, другой рукой быстро подхватил их и сжал, чтобы они не звякнули. С; теми же предосторожностями, что и при входе в комнату, он направился к выходу.

Но едва Перине открыл дверь на улицу, ноги у него подкосились, и он упал на ступеньки лестницы, которая вела на крепостной вал; так он пролежал несколько минут, и тут часы на колокольне францисканского монастыря пробили одиннадцать раз.

При последнем ударе Перине поднялся — де Л’Иль-Адан и полтысячи его людей должны были быть неподалеку.

Леклерк быстро взобрался по лестнице; когда он был уже наверху, послышался шум копыт: всадники ехали из города и направлялись в его сторону.

— Кто идет? — крикнул часовой.

— Ночной дозор, — ответил грубый голос коннетабля.

Перине бросился ничком на землю, отряд проскакал в двух шагах от него, часового сменили, и отряд исчез.

Перине змеей прополз половину пути, который обычно, неся свою службу, проделывал часовой, дождался его, вскочив так быстро, что тот не успел не то что отвести удар, но даже вскрикнуть, и вонзил ему в грудь кинжал по самую рукоять.

Солдат упал.

Перине оттащил труп к воротам, туда, где тень была гуще; надев каску и взяв в руки копье солдата, чтобы не вызывать подозрений, он подошел к стене и бросил взгляд на равнину, — когда его глаза привыкли к темноте, ему показалось, что он различает широкую, темную, бесшумно колышущуюся полосу.

Перине приложил руки ко рту и крикнул по-совиному. С равнины отозвались таким же криком.

Перине спустился и открыл ворота — снаружи, прислонившись к ним, уже стоял человек. Это был де Л’Иль-Адан — нетерпение погнало его впереди других.

— Прекрасно, на тебя можно положиться, — тихо сказал он.

— А ваши люди?

— Они здесь.

И впрямь, у последнего дома предместья Сен-Жермен показалась голова колонны, в первом ряду ехали де Шеврез, Ферри де Майи и граф Лионне де Бурнонвиль; она проскользнула, извиваясь, как змея, под подъемной решеткой и очутилась внутри города. Перине закрыл ворота, поднялся на крепостной вал и бросил ключи в овраг с водой.

— Зачем ты это сделал? — спросил его де Л’Иль-Адан.

— Чтобы вы не оглядывались назад.

— Тоща двинемся вперед.

— Вам сюда, — сказал Леклерк, показывая на улицу Паон.

— А ты?

— Я?.. Мне в другую сторону.

И он поспешил на улицу Францисканцев. Дойдя до моста Нотр-Дам, он переправился на другой берег реки, по улице Сент-Оноре спустился к дворцу арманьяков и стал как вкопанный, прислонившись к стене дома, похожий на каменное изваяние.

А в это время де Л’Иль-Адан подошел со своими людьми к реке, поднялся к Шатле и там разделил свое маленькое войско на четыре группы: одна, под командованием де Шевреза, направилась к дворцу Дофина на улице Верри, другая, возглавляемая Ферри де Майи, спустилась по улице Сент-Оноре и окружила дворец арманьяков, намереваясь захватить коннетабля, — де Л’Иль-Адан приказал под страхом смерти доставить его живым; третья, под командованием самого де Л’Иль-Адана, направилась к дому короля — дворцу Сен-Поль; четвертая же, которую возглавлял Лионне де Бурнонвиль, остановилась на площади Шатле, чтобы в случае надобности поддержать одну из первых трех групп. Отовсюду неслось:^"Ниспошли нам мир, Божья Матерь! Да здравствует король! Да здравствует Бургундия! Все, кто хочет мира, вооружайтесь и вставайте с нами!"

Горожане, заслышав эти крики, раздававшиеся то на одном, то на другом конце улицы, открывали окна в домах и высовывались наружу — в сумерках их лица выступали бледными пятнами, — прислушавшись к крикам и разглядев цвета и крест бургундцев, они присоединялись к ним: "Смерть арманьякам! — кричали они. — Да здравствуют бургундцы!" Простой люд, буржуа, школяры брали оружие и беспорядочной толпой следовали за солдатами.