Впрочем, нужно упомянуть еще об одном правиле: блюдами гостей обносили лакеи, начиная с верхнего конца, так что нижнему концу доставались наименее лакомые куски, а какого-либо блюда могло и не хватить. Мало того, лакеи, тонко чувствовавшие субординацию, не слишком уважаемого гостя, если народу было много, а пиши не хватало, могли «обнести» каким-либо лакомым блюдом, то есть пройти мимо.
Само собой разумеется, что в богатом доме про всех гостей хватало и тарелок, и приборов, исключительно серебряных, поскольку железо сохраняет вкус разрезаемой пиши, а это могло испортить вкус следующего блюда: все это были большие гурманы! Соответственно предполагаемым блюдам к каждому куверту ставилось и соответствующее количество разных бокалов и стаканчиков: вина также не полагалось мешать, так, как в бокале не должно было оставаться даже запаха предыдущего вина. Все столовое белье туго крахмалилось, салфетки, серебряные или фарфоровые кольца к ним, фарфор, хрусталь, серебро помечались родовым гербом или монограммой хозяев. Стол оформлялся в определенном порядке: по четырем углам стояли четыре вазы с фруктами одного вида, а в центре – большая ваза с фруктовым ассорти. Ставились также вазы с цветами. Естественно, что на столе в потребном количестве стояли бутылочные и рюмочные передачи – особой формы серебряные сосуды, в которых то вино, которое полагалось пить охлажденным, находилось во льду, а то, которое полагалось пить подогретым, оставалось подогретым, равно как и соответствующие рюмки и бокалы. Предварительно подогревались и тарелки.
Экие затейники были эти большие баре!
Надобно бы отметить, что в XVIII в. иные вельможи, чванившиеся своим богатством, отправляли вместе с гостями и те приборы и посуду вместе с недоеденными фруктами. В XIX в. тот обычай повывелся, да и средств уже тех не было, да, пожалуй, гости могли бы и обидеться. Впрочем, А.А. Игнатьев, s юности подвизавшийся при Дворе в качестве камер-пажа, пишет, что после придворных ужинов и в конце XIX в. гости расхватывали фрукты и конфеты с царского стола, набивая ими треуголки и каски (37, с. 30). Трудно сказать, насколько можно этому верить: еще в ту пору всех Игнатьевых считали большими лгунишками, а А.А. Игнатьев, отрабатывавший в сталинском СССР свое далеко не пролетарское прошлое (граф, генеральский сын, гвардейский офицер, военный атташе в скандинавских странах, а затем во Франции) и многолетнюю эмиграцию, особенно мог стараться приврать.