Изба и хоромы

Ласка или игры с родителями были редкостью. «Мать моя была со мною ласкова и предупредительна, – писал Я. П. Полонский. – Отец любил меня, но если бы мне вздумалось поцеловать его – непременно бы отстранил меня рукой и сказал: ступай!» (74; 291). Правда, дядя Полонского «вернувшись из Петербурга… учил меня ползать, сам ползал со мной по ковру, хохотал, сочинял мне песни на языке, им самим выдуманном и нигде не существующем, иногда потчевал меня конфектой или пряником…» (74; 286). У отца А. Фета «изредка признаки ласки к нам, детям, выражались… тем же сдержанным образом. Никого не гладя по голове или по щеке, он сложенными косточками кулака упирался в лоб счастливца и сквозь зубы ворчал что-то вроде: «Ну…» (109; 30–31). Сын богатого и просвещенного помещика Ярославской губернии Н. А. Морозов вспоминал: «Отец был малоэкспансивен в своих родительских чувствах. Он, кажется, немного стыдился их выказывать, как признак слабости. Наши детские интимные отношения с ним ограничивались поцелуями утром и вечером да несколькими шутливыми вопросами с его стороны за обедом, чаем или при его ежедневных посещениях нашей классной комнаты во время уроков на четверть часа. Маленькие случайные подарки, служащие в глазах детей мерилом родительской любви, были с его стороны очень редки, и потому мне казалось, что он к нам довольно равнодушен, хотя на самом деле ничего подобного не было. Это была только манера вести себя, неуменье со стороны взрослого человека вой ти в детскую душу» (64; 36–37). Можно подумать, что здесь специально подобраны фрагменты с описанием холодности родителей к детям. Нет. Других воспоминаний о детстве практически нет. Только «Детские годы Багрова внука» полны упоминаниями об интимной близости родителей к детям, о ласках.