Читаем Избавление от колдовства в волшебных сказках полностью

Наблюдая за поведением животных, мы можем описать его только извне. В книге по зоологии можно прочитать, что пчелы строят свои соты определенным образом, что их матка ведет себя так-то и так-то и т. д. То есть описывается физическая активность насекомого или животного и паттерн его поведения, но если предположить, что пчелы ведут себя осмысленно, значит, мы проецируем на них что-то свое. Можно лишь сказать, что это видимый нам способ поведения животного, но пока у нас нет средств, которые позволили бы посмотреть на эту ситуацию его собственными глазами. Мы не знаем, какие эмоции испытывает пчелиная матка, откладывая яйца. Мы можем строить разные предположения, но не можем сделать эти эмоции объектом научного наблюдения.

Когда наблюдаешь за животными, то кажется, что они испытывают такие же чувства, как и мы. Я беседовала об этом с Конрадом Лоренцем, и он сказал, что убежден в этом, но доказать не может. Любой человек, когда-то державший собаку или одно из животных высшей организации, скажет, что, когда такие животные проявляют какие-то инстинктивные паттерны поведения, то испытывают эмоции, которые можно сравнить с человеческими. Например, мой пес, еще щенком, всеми своими движениями имитировал рытье ямы, клал туда кость, а затем, скребя когтями по полу, засыпал «яму» несуществующей землей. После этого он носился туда-сюда по комнате, всем своим видом выражая удовольствие. Потом он сделал что-то еще в рамках своего инстинктивного паттерна поведения, и я уверена, что от этого он испытывал приятное возбуждение, хотя не могу это доказать. В какой мере собака может что-то отчетливо себе представлять и воображать? Она может представить себе своих щенков! Человека тоже можно описать извне, а его поведение — сфотографировать.

К. Лоренц постоянно подмечает в нас что-то от обезьяны, интересуясь, какой рукой мы почесываем разные части своего тела, так как почесывание — один из самых устоявшихся паттернов человеческого поведения. Большинству животных присущ уникальный, свойственный только им одним способ почесывания, при этом каждый участок тела животное всегда будет почесывать особенным образом. В этих открытиях зоологов интересно отметить, что такие паттерны почесывания являются наиболее устойчивыми и остаются неизменными дольше, чем органы тела. Природе легче изменить органы тела, чем модель поведения!

В этой связи Лоренц упоминал одну из птиц, которая в процессе эволюции лишилась крыльев, а вместе с ними, разумеется, и способности летать. Большинство птиц, почесываясь, поднимают ногу поверх крыла, и эта птица, несмотря на то, что у нее нет крыльев, почесываясь по-прежнему делает сложный взмах ногой, лишний раз доказывая справедливость упоминавшейся выше теории. По способу почесывания зоологи даже могут определить вид, к которому относится животное или птица. Поведение человека тоже характеризуется соответствующими паттернами, например, когда кто-то, пытаясь развить мысль, инстинктивно использует определенную жестикуляцию. Многое в поведении человека сохраняет животное происхождение. Можно было бы перечислить все паттерны нашего типичного поведения, так же, как паттерны типичного поведения животных. Разница в том, что благодаря способности отслеживать, что происходит внутри нас в процессе каких-то действий, мы оказались в более выгодном положении, поскольку можем наблюдать за собой как изнутри, так и извне; а будь мы пчелой или собакой, это было бы невозможно.

Поэтому Юнг делает такое подразделение: на уровне тела у нас есть инстинкты, которые определяются как действия или типы действий. Вместе с тем, совершая такие инстинктивные действия, мы создаем образы, эмоции и т. п., то есть то содержание психики, которое переживаем «изнутри». Эти эмоции, идеи и психические образы тоже являются типическими и коллективными, как и «формы» действия. Иногда центр наших переживаний сосредоточен в физиологической области, то есть в инстинктивном действии, а иногда — в сопутствующих ему фантазиях и эмоциях. Например, можно что-то делать на физиологическом уровне и быть настолько поглощенным этим делом, что не появится никаких психологически осознанных реакций. Обычно, когда человек ест, у него возникают какие-то внутренние ощущения, но он может быть таким голодным, что не будет обращать ни на что внимания, пока не удовлетворит свой голод, — и тогда он оживает и становится бодрее, так как его «внутренняя обезьяна» «схватила банан» и съела его. Сначала, когда человек ни на что не реагировал, целиком погрузившись в еду, он был только животным. В другой ситуации, когда человек, например, сидит за письменным столом и думает, он полностью сосредоточен на противоположном архетипическом полюсе и относительно пассивен в других областях, за исключением, быть может, инстинктивного почесывания.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека психологии и психотерапии

Техники семейной терапии
Техники семейной терапии

Крупнейший мастер и "звезда" семейной терапии, Минухин рассказывает, как он это делает. Начинает, устанавливает контакт с семьей, определяет цели… и совершает все остальное, что сделало его одним из самых успешных семейных терапевтов в мире (если говорить о практике) и живым классиком (если говорить о науке).Эта книга — безусловный учебник. Соответствует названию: техники описываются и обсуждаются, что само по себе ценно. Подробна, ясна, хорошо выстроена. И увлекательна, притом не только для психологов, врачей и семейных консультантов. Им-то предстоит ее зачитывать "до дыр", обсуждать, обращаться к ней за помощью… А всем остальным следует ее прочитать по тем же причинам, по которым во многих домах на полках стоит "Справочник практического врача".

Сальвадор Минухин , Чарльз Фишман

Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Смысл тревоги
Смысл тревоги

Пытаемся ли мы разобраться в психологических причинах кризисов в политике, экономике, предпринимательстве, профессиональных или домашних неурядицах, хотим ли углубиться в сущность современного изобразительного искусства, поэзии, философии, религии — везде мы сталкиваемся с проблемой тревоги. Тревога вездесуща. Это вызов, который бросает нам жизнь. В книге выдающегося американского психотерапевта Ролло Мэя феномен тревоги рассматривается с разных позиций — с исторической, философской, теоретической и клинической точек зрения. Но главной его целью стало размышление о том, что значит тревога в жизни человека и как можно ее конструктивно использовать.Книга ориентирована не только на читателя-специалиста. Она доступна студенту, ученому, занимающемуся общественными науками, или обычному читателю, который хочет разобраться в психологических проблемах современного человека. Фактически, эта книга обращена к читателю, который сам ощущает напряженность и тревожность нашей жизни и спрашивает себя, что это значит, откуда берется тревога и что с ней делать.

Ролло Р. Мэй

Психология и психотерапия
Между живой водой и мертвой. Практика интегративной гипнотерапии
Между живой водой и мертвой. Практика интегративной гипнотерапии

Интегративная гипнотерапия – авторский метод. В его основе лежит эриксоновский гипноз, отличительной же особенностью является терапевтическая работа с взаимодействием частей личности клиента.Книга по праву названа «учебным пособием»: в ней изложены терапевтические техники, проанализированы механизмы терапевтического воздействия, даны представления о целях и результатах работы. Но главное ее украшение и основная ценность заключается в подробном описании клинических случаев, сопровождающихся авторскими комментариями.Психологи, психотерапевты, студенты получат возможность познакомиться с реальной работой в клиническом гипнозе, а непрофессиональные читатели – несомненное удовольствие от еще одной попытки соприкоснуться с тайнами человеческой психики.

Леонид Маркович Кроль

Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Мифы и легенды рыцарской эпохи
Мифы и легенды рыцарской эпохи

Увлекательные легенды и баллады Туманного Альбиона в переложении известного писателя Томаса Булфинча – неотъемлемая часть сокровищницы мирового фольклора. Веселые и печальные, фантастичные, а порой и курьезные истории передают уникальность средневековой эпохи, сказочные времена короля Артура и рыцарей Круглого стола: их пиры и турниры, поиски чаши Святого Грааля, возвышенную любовь отважных рыцарей к прекрасным дамам их сердца…Такова, например, романтичная история Тристрама Лионесского и его возлюбленной Изольды или история Леира и его трех дочерей. Приключения отчаянного Робин Гуда и его веселых стрелков, чудеса мага Мерлина и феи Морганы, подвиги короля Ричарда II и битвы самого благородного из английских правителей Эдуарда Черного принца.

Томас Булфинч

Культурология / Мифы. Легенды. Эпос / Образование и наука / Древние книги