Избиение младенцев

Ляля осталась одна, одна-оденёшенька в этом страшном мире, опустошённая и растерянная. Она не знала, как жить дальше, что делать, чем питаться, куда идти… Но вдруг, спустя всего несколько дней после отъезда Евгения, появился Никита.

Всё лето он воевал в Крыму, получил Георгиевский крест и ранение в левую голень. Командование соединения, где он воевал, было извещено о формировании в Одессе сводного кадетского корпуса, куда предписывалось направлять всех кадет, по каким-либо причинам оторванных войной от учёбы и разбросанных по стране. Но он подал ходатайство о поездке домой и перед возвращением в корпус был отпущен к родителям, чтобы позаботиться об их судьбе…

И вот она открыла дверь родительской квартиры в смутной надежде на то, что пришла наконец её погибель, и в полной готовности к ней, но увидела брата и в первые мгновения встречи приняла его за видение, за призрак, появившийся в ответ на её нестерпимое желание встречи с ним. Ники смотрел на неё и шептал её имя. Она протянула руку и коснулась пальцами его щеки. Щека была колючая и прохладная. И это ощущение колкости небритого лица помогло ей мгновенно осознать реальность происходящего. Она поняла, что вот он, брат, недавно ещё грезившийся, приходивший в мечтах и сновидениях, стоит сейчас напротив, – словно бы он услышал её зовы и пришёл, – стоит и ждёт отклика, вскрика, порыва и… бросилась ему на шею! Она целовала его и, сжимая в объятиях, шептала:

– Мальчик мой любимый, ты вернулся… наконец-то ты вернулся…

Так, не разнимая жадных рук, они добрели до спальни и, разбросав одежду, упали на кровать. Ники много раз представлял себе встречу с сестрой. Он думал, что они долго будут стоять, обнимая друг друга, вдыхая запахи друг друга, и замирать от счастья… какое это счастье – ощущать через одежду тело любимого человека, чувствовать его тепло, нежно касаться его лица и едва-едва трогать губами тонкие веки с бахромой ресниц! Он думал, что будет просто находиться рядом, будет сидеть с ней за столом, пить чай, смотреть на неё и дышать ею… Но, разбросав одежды, они упали на кровать и впились друг в друга, как умирающий от жажды впивается в сосуд с водой! Они любили друг друга на краю той же пропасти, самозабвенно, отчаянно, вкладывая свои сердца друг в друга, обмениваясь кровью, которая и без того была для них одним потоком, и понимая, что их запретная любовь одна, одна противостоит гибельному аду, разверзшемуся вокруг! Они попирали своей любовью смерть, бросая ей дерзкий вызов, они любили так, как можно любить только в преддверии костра, в преддверии Голгофы, когда ты открываешь объятия всему миру, всему несчастному человечеству, когда ты не гибелью своею на неотёсанном кресте, а безумием любви искупаешь грехи всех, всех…всех… Они впивались губами, ногтями, телами друг в друга, они кричали от любви, они плакали навзрыд, они душили друг друга в объятиях, пытаясь втиснуть любимого человека в себя, соединиться с ним навеки в одно целое и так уйти в пустоту небытия, в космос бесконечности, уйти от страха, страданий и от своего горького долга – жить на этой земле, жить в этой замордованной стране, жить и любить её, несмотря ни на что…